Читать книгу - "Тайный меридиан - Артуро Перес-Реверте"

Они причалили к пирсу спортивного порта и шли по причалу, при каждом шаге ощущая, что земля слегка покачивается под ногами. По ту сторону морского клуба, у торгового пирса стоял сухогруз «Феликс фон Лукнер» пароходства «Зеланд Шип», который, как хорошо было известно Кою, обычно делал регулярные рейсы Картахена – Антверпен. Кою вспомнились долгие ожидания, под дождем, при сильном ветре, в желтоватом зимнем свете, фантасмагорические силуэты портовых кранов над абсолютно плоским берегом, шлюз и бесконечные маневры при входе в порт. И хотя он знавал на земле местечки и получше, но все-таки почувствовал легкий укол ностальгии.

Все трое зашли в бар «Валенсия», рядом с памятной доской, век назад собранной из изразцов, со стихами из «Путешествия на Парнас», которые Сервантес посвятил Картахене; бар находился у городской стены, построенной Карлом III, когда «Деи Глория» всего три года пролежала на дне морском; они взяли по большой кружке пива и сели на террасе напротив больших часов городского муниципалитета; легкий бриз, умерявший полуденный зной, шевелил листья пальм, за которыми видна была верхняя часть обелиска – памятника морякам, погибшим в сражениях при Кавите и Сантьяго-де-Куба, где имена погибших людей начертаны рядом с именами погибших кораблей, уже век вместе покоящихся в абсолютной подводной тишине. Потом Пилото отправился за локатором, а Танжер бродила с Коем по пустынным узким улочкам старого города, под балконами с геранями, под застекленными эркерами, откуда иной раз какая-нибудь женщина, оторвавшись от шитья, с любопытством разглядывала их. Теперь большая часть балконов была закрыта ставнями, в эркерах не видно было штор – дома уже ждали своего последнего часа, и у их дверей накапливался мусор; Кой надеялся – напрасно – увидеть хоть одно знакомое лицо, услышать привычную с детства музыку сквозь жалюзи какого-нибудь окна, встретить мальчишку, играющего на перекрестке или на ближайшей площади, в котором он бы узнал либо знакомые черты, либо самого себя.

– Здесь я был счастлив, – сказал он внезапно.

Они стояли у порога полуразвалившегося дома, между двумя кое-как еще державшимися зданиями.

С обнаженных стен свешивались обрывки обоев, торчали проржавевшие гвозди, на которых давно уже ничего не висело, заметны были менее выцветшие места – там раньше стояла мебель, где-то болтались оборванные электрические провода. Он смотрел на эти стены, стараясь вспомнить, что в прежнее время находилось внутри: книжные полки, мебель красного и орехового дерева, коридоры, выложенные плиткой, комнаты с овальными слуховыми окнами наверху, пожелтевшие фотографии, окруженные белесым ореолом, от чего фантасмагоричность их становилась еще явственнее. Не было уже ни часовой мастерской в первом этаже, ни лавок угольщика и бакалейщика на углу, не было и таверны с мраморным фонтаном посередине, рекламой водки «Анис дель Моно» и афишами коррид на стенах, а когда-то из открытых дверей этой таверны пахло вином, стойку заслоняли спины неразговорчивых мужчин, которые, склонившись над темно-красными стаканами, проводили здесь долгие часы. И нескоро еще маленького мальчика в коротких штанишках, который нес по этой улице по сифону в каждой руке или прилипал носом к ярко освещенным витринам, где были выставлены подарки к Рождеству, заберет себе море.

– Почему ты уехал? – спросила Танжер.

Голос ее звучал непривычно мягко. Кой не мог оторвать глаз от стен несуществующего дома. Он только показал рукой назад, туда, где по ту сторону города находился порт.

– Это была моя дорога, – медленно повернулся он. – Я хотел сделать то, о чем другие только мечтают.

Она наклонила голову в знак того, что понимает и соглашается. Потом глянула на него тем странным взглядом, каким иногда смотрела на Коя, – так, словно видит его первый раз.

– Далеко же она тебя увела, – шепотом сказала она.

Казалось, она завидовала ему. Кой пожал плечами и улыбнулся. В этой улыбке отразилось утекшее время и не одно кораблекрушение. Это была намеренная улыбка, вполне себя осознающая.

– Есть такие строки… – сказал он и снова посмотрел на стены уже не существующего дома. – Я их прочитал здесь, наверху Без труда вспоминая, Кой громко процитировал:

– «Ступай сюда, страдалец, здесь новая жизнь, не отделенная от старой виною смерти; здесь небывалые чудеса, и чтобы их увидеть, тебе не надо умирать. Сюда, сюда! Погреби себя в этой жизни, ведь она для твоего теперешнего сухопутного мира, ненавистного и ненавидящего, еще отдаленнее и темнее, чем забвение смерти. Ступай сюда! Поставь и себе могильный камень на погосте и ступай сюда, ты будешь нам мужем!» И, наслушавшись этих голосов, несшихся с Востока и Запада ранехонько на заре и на исходе дня, душа кузнеца отозвалась:

«Да, да, я иду!» Так ушел Перт в плавание на китобойце…"

Кой снова пожал плечами, а она продолжала смотреть на него с прежним выражением, не отводя синих глаз от его губ.

– Ты стал тем, кем хотел стать.

Это был почти шепот, такой же задумчивый, как и раньше. Кой развел руками.

– Я был Джимом Хокинсом, потом я был Измаилом, какое-то время я думал, что стал Лордом Джимом… Потом понял, что никогда не был ни одним из них. И в каком-то смысле это принесло мне облегчение. Как будто я отделался от обременительных друзей. Или от свидетелей.

Он последний раз взглянул на голые стены. Оттуда, сверху на него смотрели призрачные тени: женщины в трауре, беседующие в слабеющем свете уходящего дня, масляная лампадка перед образом Девы Марии, мерный стук коклюшек, вывязывающих кружево, черный кожаный кисет с серебряной монограммой и пахнущие табаком совершенно белые усы. Корабли с поднятыми парусами, плывущие под шелест перевертываемых страниц. Я сбежал в те места, которых уже не было, из места, которого уже нет. Он снова улыбнулся несуществующему дому:

– Как говорит Пилото, не мечтай, когда стоишь у руля.

В ответ она ничего не сказала и вообще надолго умолкла. Она вынула из сумки пачку с портретом моряка в бескозырке с надписью «Герой», достала сигарету и, не положив пачку обратно в сумку, медленно прикуривала; она не выпускала из рук этот раскрашенный кусок картона, словно он удерживал ее от собственных фантазий.

Они поужинали овощным рагу с окороком и жареной картошкой с яйцами в «Посада де Хамайка» на той стороне улицы Каналес. Здесь к ним присоединился Пилото, руки у него были в мазуте и масле, он сообщил, что локатор установлен и с ним все в порядке. Слышался шум разговоров, табачный дым слоями поднимался к потолку, по радио, где-то в глубине зала, пел Росио Хурадо – «Лола уходит в порты». Эта старая харчевня претерпела изменения, вместо клеенок, которые Кой помнил всю жизнь, на столах лежали новые скатерти, на стенах появились изразцы, декор и даже картины, только клиентура осталась прежней, особенно в полдень, когда здесь собираются жители близлежащих домов, каменщики, слесаря из находившейся рядом мастерской и пенсионеры, которых привлекала недорогая и вполне домашняя кухня. Во всяком случае, как он сказал Танжер, наливая ей красного вина с газированной водой, уже ради одного старинного названия стоило посетить это местечко.