Читать книгу - "Девочка по имени Зверек - Маргарита Разенкова"

– Ты хочешь попробовать гарпун? Почему бы и нет. Но если сломаешь его или утопишь, я тебя поколочу.

Она дернула плечом – если догонишь. Ольвин усмехнулся. На том и порешили.

Над водой еще подрагивали клочья ночного тумана, горы тенями вставали из-за едва наметившихся границ озера. Зверек начала было сожалеть о покинутой теплой постели, но, вспомнив о цели, сосредоточилась.

Рыбы в озере было много, и лодка Ольвина недолго скользила в поисках нужного места. Потом он втащил весла в лодку и стал ждать, пока рыба, встревоженная движением лодки, успокоится и подплывет ближе. Ольвин бил сильно, но иногда, на взгляд Зверька, несколько поспешно. О чем она ему и заявила. Он не обиделся и предложил попробовать. Она била очень метко, но слабо, гарпун скользил по спинам рыбин, как ветки ивы, спускавшиеся в воду. Ольвин готов был научить, и они принялись за дело. Он держал гарпун и ждал, когда появится добыча. В какой-то момент Зверек так ясно поняла: вот именно сейчас надо бить, – что безотчетно положила ладошку ему на спину, и Ольвин мгновенно нанес удар! Достав рыбину, он оглянулся на Зверька с удовольствием и заметил, как бы в похвалу:

– Мы сделали это вместе!

* * *

…Дни шли. Прошла осень. Зима казалась бесконечной, и каждый вечер, засыпая, она удрученно отмечала: и сегодня Горвинд не пришел.

Спали в доме все вместе для экономии места и тепла. Рангула много ткала, вязала и мастерила в числе прочего удивительные одеяла из овечьей шерсти, теплые и добротные. Под их слегка колючим покровом засыпалось легко и приятно. Иногда припозднившийся с охоты замерзший Ольвин будил ее, устраиваясь на ночлег. От него пахло конским потом, лесом, дымом, морем – это стало привычным и родным, как стало привычным то, что, распластав ее сонную у себя на груди, он бесцеремонно согревался ее теплом. И она тут же вновь засыпала, уткнувшись носом в его плечо.

* * *

…Горвинд вернулся ночью так же неожиданно, как и ушел: сквозь сон, ликуя в душе, она услышала долгожданный голос. Горвинд неспешно разговаривал с Ольвином у очага, и огонь таинственно выхватывал из темноты их профили – твердый и суровый одного и мягко склонившийся другого.

Зверек хотела подойти незаметно, но Горвинд услышал шорох и обернулся. Она было открыла рот, чтобы радостно поприветствовать его, но он коротко взглянул на нее и, едва кивнув, отвернулся и продолжил беседу.

Подойти? Не подозвал. Сказать что-нибудь? Но он видел ее и не сказал ни слова! Зверек озадаченно топталась на месте. Не успев разрешить свои сомнения, она услышала, как Горвинд спрашивает у Ольвина:

– Чем она занималась все это время?

– Пыталась научиться тому, что, как ей думается, может пригодиться.

Кажется, это понравилось Горвинду.

– Она болела?

– Нет.

– Много ли она плачет?

– Похоже, не плачет совсем.

Рангула что-то пробормотала в своем углу, и Ольвин нехотя добавил:

– На днях повредила себе руку в лесу, и Рангула лечила ее. Было немного слез, но и рана была значительной.

Последняя часть фразы была адресована в угол.

Горвинд покивал головой.

– А как она спит?

Ольвин не понял, и Горвинд уточнил:

– Легко ли засыпает, не разговаривает ли во сне, как рано встает?

Ольвин виновато развел руками: мол, не знаю.

– Понятно, – заключил Горвинд. – У тебя самого со сном все в порядке.

Смущенно кашлянув, вступила в разговор Рангула:

– Может быть, я добавлю? Если это относится к тому, о чем ты спрашиваешь, я видела несколько раз, как она вставала ночью при полной Луне и выходила во двор.

Горвинд мгновенно обернулся к Зверьку:

– Ты сама помнишь об этом?

– Конечно.

Опять удовлетворенный кивок головы и молчание.

– Ну, что ж, – Горвинд подвел итог, – хороший крепкий ребенок…

«И это все?!» – пискнуло в душе Зверька.

– …и (глядя на нее, стоящую на одном месте столбом) ее можно учить.

Но больше не было сказано ничего! Можно учить. Но будет ли он сам этим заниматься – ни слова!

Утром он взял коня и отправился к морю. Хорошо еще, что шел пеший, ведя коня под уздцы, иначе Зверек давно потеряла бы его из вида. Она была уверена, что он не обращает на нее внимания, а порой ей казалось, что и вовсе не видит ее. На берегу он не остановился, на что она надеялась, так как сильно устала, а медленно двинулся вдоль моря в сторону заходящего за скалы фьорда солнца. Один раз Горвинд оглянулся, и теперь она твердо знала, что он видел ее, так как спрятаться на берегу было негде.

Наконец он остановился, отпустил коня, собрал веток и занялся разведением костра. Зверек, сильно продрогшая под дувшим с моря ветром, не решаясь подойти к костру, приблизилась все же возможно ближе, чтобы оставаться, по крайней мере, в круге света. Присев на корточки и обхватив колени, она пыталась согреться и изо всех сил в душе уговаривала Горвинда дать хоть какой-нибудь знак, вправе ли она остаться. Как будто услышав ее отчаянные мысли, он встал, прихватив коврик-накидку, и она стремительно вскочила, готовая в любую секунду ретироваться.

Но коврик упал к ее ногам. Это могло значить только одно. И это – единственное, чего она ждала: «Согрейся и останься». Можно! Можно остаться! А Горвинд спокойно вернулся на свое место и, по-прежнему не говоря ни слова, погрузился в свои мысли.

Заговорить с Горвиндом она не смела. Да что там – боялась даже пошевелиться! Завернувшись в накидку и постепенно согреваясь, Зверек благодарно и благоговейно обдумывала: провести эту ночь так же, как Учитель, – в молчаливых размышлениях. Сон подкрался незаметно и, растворив в себе ее сопротивляющееся сознание, перенес в утро…

…Костер почти прогорел. Учитель сидел в той же позе и внимательно смотрел на нее поверх тлеющих веток. Закусив губу, она долго не решалась вновь поднять на него глаза (такой позор – не справиться с собственным же решением!), но когда все же со стыдом взглянула, то с удивлением обнаружила, что Горвинд вовсе не сердится и глаза его смеются.

Она решилась обратиться к нему:

– Учитель… – но, оробев (можно ли теперь так обращаться?), замерла на полуслове.

Но Горвинд ободряюще кивнул, и она продолжила:

– Учитель, когда ты начнешь учить меня?

– Я учу тебя со вчерашнего утра, Зверек.

* * *

Если бы Зверька в ту пору спросили: «В чем твое счастье, в чем наибольшая радость, главное удовольствие?» – она, не задумываясь, ответила бы: «Счастье – учиться, радость – узнавать новое, удовольствие – постигать мир вокруг себя!» Казалось, весь мир был настроен только на то, чтобы каждый миг своего существования распахивать перед ее восхищенным сознанием все новые и новые тайны. Ее Вселенная стояла твердо, упроченная вновь обретенной семьей и гармонизированная присутствием Учителя. Каждый день она проводила с ним в лесу или у реки, нередко – у моря.