Читать книгу - "Моя жизнь среди индейцев - Джеймс Уиллард Шульц"

она захочет. Каждый вечер она приходила к нам в палатку и сидела там, то разговаривая с нами, то надолго замолкая и мечтательно глядя на пламя маленького очага. Девушка была загадкой для меня. Я все думал, влюблена ли она в Эштона или просто видит в нем доброго и снисходительного отца. Я спросил у Нэтаки, не задумывалась ли она над этим вопросом; оказалось, жена тоже не могла решить, что на душе у девушки.

Однажды, кажется дней через десять после приезда, Диана попросилась к Нэтаки переночевать; та, конечно, согласилась. Я думал, что это просто девичья прихоть. Весь тот вечер Диана была необычно молчалива, и я несколько раз видел, что она смотрит на Эштона, когда тот этого не замечает, таким взглядом, который я не мог истолковать иначе, как выражение сильной любви. Мы легли не поздно и, как обычно, спали крепко. Никто из нас не был ранней пташкой, и всех разбудил голос Нэтаки, звавший всех завтракать. Мы встали, пошли в дом и сели на свои места за столом. Диана не вышла к завтраку, и я спросил Нэтаки, почему она не позвала нашу гостью. Вместо ответа моя жена передала Эштону какую‐то записку и выбежала из комнаты. Он взглянул на записку и побледнел.

– Она уехала обратно! – воскликнул он. – Уехала обратно!

Он вскочил со стула, схватил шляпу и кинулся на набережную.

– В чем дело? – спросил я Нэтаки, отыскав ее в комнате старых женщин, где она тихонько сидела, напуганная и печальная. – Где девушка?

– Уехала назад заниматься своей работой – читать и писать, – ответила жена. – Я помогла ей донести вещи до огненной лодки, и лодка ушла.

Нэтаки расплакалась.

– Уехала, – причитала она, – уехала моя красавица дочь, и я знаю, что никогда больше ее не увижу!

– Но почему, – воскликнул я, – почему она уехала, ничего не сказав Никогда не Смеется? Ведь это нехорошо. Зачем ты ей помогала! Надо было прийти и рассказать нам, что она задумала.

– Я лишь выполнила ее просьбу и поступила бы так снова, – ответила Нэтаки. – Ты не должен меня упрекать. Девушка без конца терзалась и терзалась. Она думала, что вождь недоволен ее приездом оттуда, куда он ее поместил, вот и вернулась назад одна, поскольку боялась, что иначе он сочтет своей обязанностью проводить ее. Она не хочет, чтобы Никогда не Смеется портил себе хорошее лето, пропустил из-за нее какую‐нибудь большую охоту.

Эштон вернулся с набережной.

– Уехала, – сказал он уныло. – Что за безумие нашло на нее? Прочтите! – И он протянул мне записку.

«Дорогой вождь, – значилось там, – я уезжаю завтра на рассвете. Надеюсь, что ты хорошо проведешь время и настреляешь массу дичи».

– Что это нашло на девочку? – продолжал Эштон. – Как может Диана думать, что я буду «хорошо проводить время», когда она, совершенно беззащитная, едет вниз по этой проклятой реке!

Я рассказал американцу все, что узнал от Нэтаки, и он заметно повеселел.

– Значит, все‐таки она обо мне думает, – вздохнул он. – Ничего не понимаю. Мне всегда казалось, что я так и не сумел ее узнать. Но если Диана уехала из-за меня, то… я тоже поеду и встречу ее на пристани в Сент-Луисе.

И Эштон так и сделал, выехав на следующий день дилижансом на железную дорогу Юнион-Пасифик через Хелину и Коринн. При расставании я сказал ему:

– Не сомневайтесь ни на минуту: ваша девочка вас любит. Я точно знаю.

Потянулись однообразные дни. Ягода был не в духе и беспокойно слонялся по дому; я тоже стал нервничать и раздражаться. Мы не знали, куда себя девать.

– Мой отец всегда говаривал, – сказал мне однажды Ягода, – что тот, кто всю жизнь занимается пушной торговлей, – дурак. Бывает зима, когда можно схватить куш, но на следующий сезон его непременно потеряешь. Отец был прав. Давай бросим это дело, купим на оставшиеся средства скот и займемся его разведением.

– Ладно, – согласился я, – договорились. Меня устроит любое занятие.

– Распашем немного земли, – продолжал мой друг, – посадим картошку, посеем овес и будем выращивать всякие овощи. Я тебе говорю, заживем припеваючи.

Обоз Ягоды на бычьих упряжках только что вернулся в форт из рейса в Хелину. Мы погрузили пиленый лес, двери и окна, мебель, много провизии, инструмент, наняли двух хороших плотников и отправили обоз, а сами поехали с женщинами вперед в фургоне, запряженном четверкой лошадей. Мы выбрали себе место на берегах Бэк-Фэт-Крик, недалеко от подножия Скалистых гор, меньше чем в ста милях от форта Бентон. Там мы расчистили площадку для построек, и Ягода, заставив меня наблюдать за их возведением, уехал закупать скот. Чтобы доставить с гор сосновые бревна на сооружение дома из шести комнат, конюшни и загона для скота, понадобилось не много времени. К тому дню, когда Ягода вернулся, привезя с собой около четырехсот голов скота, я уже все подготовил к зиме, даже запас сена для стада и нескольких верховых лошадей.

В эту зиму пикуни кочевали вразброд. Часть из них была на реке Марайас, часть на Титоне, а иногда группа в составе нескольких палаток приходила и останавливалась на несколько недель невдалеке от нас. Бизонов было довольно много, а в предгорьях мы охотились на всякую дичь. Сначала пришлось много возиться со стадом, но через несколько недель скот облюбовал себе пастбища, и после уже не требовалось так много разъезжать верхом, чтобы держать его в одном месте. Не могу сказать, чтобы я много занимался загоном скота, но Ягоде эта работа нравилась. У нас трудилось несколько человек, а я ездил охотиться вместе с Нэтаки, травил волков, ловил форель в глубоких омутах на речке или просто сидел с женщинами, слушая рассказы Женщины Кроу и матери Ягоды о старине.

В комнате, которую мы занимали с женой, стояли грубая печка с плитой и сложенный из глины очаг; такие печи мы поставили и во всех остальных комнатах, кроме кухни, где установили большую и хорошую кухонную печь. Раньше, за исключением того периода, когда мы жили в форте Бентон, женщины для приготовления пищи всегда пользовались очагом и до сих пор жарили в нем мясо и пекли бобы в переносной жаровне. Кроме кровати и двух-трех стульев, в нашей комнате стоял еще дешевый лакированный стол, которым Нэтаки очень гордилась. Она постоянно мыла его и смахивала с него пыль, в чем он совсем не нуждался, а также без конца укладывала и перебирала содержимое его ящиков. На окне у нас висели занавески, подвязанные синими лентами; в комнате также стоял накрытый ярким одеялом столик, который я сколотил из