Читать книгу - "Обелиск на меридиане - Владимир Миронович Понизовский"

Он играет. После нескольких месяцев пребывания в вожделенном Пекине перебрался в Нанкин — возродил к новому, своему, царствованию бывшую при древней династии столицу Поднебесной, Пекину же предопределил отныне удел второстепенного города, даже изменил его название, вернул старое — «Бейпин».

Решил: если не на «папаше Чарли», не на англичанах и янки, то уж на Чжан Сюэляне он отыграется!.. С новоиспеченным правителем Маньчжурии все, казалось, было ясным: коль самураи в открытую разделались с его отцом, давним своим слугой, они не будут чрезмерно покровительствовать и сынку. Барон Танака недвусмысленно дал понять гостю: он устраивает их больше; Чан Кайши как бы отнял у маньчжурских правителей монополию на контрреволюцию, сделал их ненужными, оттеснил с общекитайской арены в их северный угол.

Но хотя Чжан Сюэлян зелен, да не так-то прост. Не рискнул остаться без высоких покровителей. Казалось бы, должен возненавидеть самураев за недавнее. А взял и объявил во всеуслышание, что оставляет японского майора Матсино в прежней должности советника при генерал-губернаторе: «Вы энергично работали в интересах Китая и моего отца, за что я глубоко вам признателен. Я рассчитываю, что теперь, когда отношения между Китаем и Японией представляют большую важность, вы по-прежнему останетесь в Мукдене». Демонстрируя, что отвергает слухи об участии японцев во взрыве поезда отца, он распорядился предать суду поездную бригаду и всех китайских железнодорожников, находившихся в районе взрыва, а также чинов китайской охраны. Уже после возвращения из Токио Чан Кайши узнал, что с визитами к правителю Маньчжурии пожаловали японский военный министр и начальник генерального штаба. Что скрывается за этими визитами?.. Ясно одно: барон Танака ведет двойную игру.

Многое должно проясниться при свидании с Чжан Сюэляном. Чан Кайши послал в Мукден официальное приглашение, милостиво предоставив дубаню Маньчжурии право выбрать место встречи. Молокосос откликнулся быстро. Но не отважился приехать в Нанкин: выбрал как бы нейтральную территорию, маленькую станцию у прохода в Великой стене. Он прибудет в своем поезде из Мукдена, Чан — в своем из Нанкина, охрана на станции на паритетных началах… Назначили время. И вот теперь Чжан Сюэлян опаздывал. Это тягучее ожидание, промозглая погода, мысли о Мэйлин и прожорливых иностранцах — все взвинтило нервы Чана до предела…

Куда же подевался собачий сын?.. С каким наслаждением оторвал бы ему, как цыпленку, голову!..

Наконец послышался нарастающий гул.

Встреча сопровождалась всеми предусмотренными церемониями и выказыванием взаимных почестей. Затем пришел момент, когда Чан Кайши смог приступить к главному:

— Твой нижайший слуга осмелится подтвердить, что гоминьдану, как никакой другой партии, когда либо существовавшей в Поднебесной, присущи бескорыстие, великодушие и терпимость… Вспомни, благородный брат, слова великого Конфуция: «Человек должен посвятить свою жизнь благодеянию и не следует стремиться жить в ущерб благодеянию». Благодеяние — бо́льшая ценность, чем человеческая жизнь. Гоминьдан такая же великая гора, как Тянь-Шань, и как все члены его, малые песчинки горы, так и ничтожный твой слуга целиком посвятил себя благодеяниям. Но эти благодеяния не простираются на коммунистов, с которыми спорить бесполезней, чем писать иероглифы на текучей воде. Гоминьдан будет беспощадно бороться с коммунистами, хотя это сделать так же нелегко, как могучему дракону задавить ползущую по земле змею. — Чан Кайши с располагающей улыбкой глядел на тщедушного, худосочного маршала. — Так что же мешает двум братьям единомышленникам объединиться для общей борьбы? Объединиться под синим национальным флагом партии государства и народа? И почему бы двум армиям — гоминьдановской и твоей «армии умиротворения» навечно не отказаться от противоборства и не выступить плечом к плечу против общего врага? А еще лучше — слиться в одну армию, под единым командованием? Что отныне препятствует этому, мой старший брат?

— Я никому не уступаю в горячей любви к своей стране и не имею ни малейшего желания воспрепятствовать объединению всей Поднебесной, — напыщенно ответил Чжан Сюэлян. Он восседал в кресле, расставив колени и опираясь на меч — так же, как его отец. И так же был похож на крысу. — Я готов обсудить конкретные вопросы. Я, достойный жалости твой младший брат, имею опыт такой борьбы и, судя по результатам, разделываюсь с коммунистами в Маньчжурии успешней, чем высокочтимый и прославленный старший брат в остальной Поднебесной…

Чан уловил ядовитый смысл фразы, однако решил не придавать ему значения. Главное у правителя Маньчжурии вырвано: он согласен на объединение. Кто подтолкнул его к такому решению? «Великий дракон»? Японцы? Янки? Или страх перед «чихуа» — красной опасностью?.. Или то чувство, которое заложено во всех истинных китайцах и рано или поздно должно побудить их к сплочению, чтобы создать круговую оборону?..

— Бездарный твой слуга позволит высказать мысль, которую породил его жалкий жизненный опыт: иностранцы — это только нарыв на коже; коммунисты же — это язва в кишечнике… Поднебесная — единый организм, и лечить его надо не по частям.

— Твой неразумный младший брат умом и сердцем приобщается к высоким мыслям и горячим чувствам мудрого старшего брата!..

Означают ли эти слова, что Чжан Сюэлян согласен на присоединение к Чану, признает правительство в Нанкине и готов поднять флаг гоминьдана над Маньчжурией?.. Если так, то Чан Кайши совсем скоро сможет провозгласить формулу восшествия на престол: «Небо и духи на моей стороне!» Вся Поднебесная объединится под его правлением. Полное осуществление заветного плана.

И все же… Действительно ли он — большой человек, большой генерал? Или все тот же «гоу-юй», мелкая рыбешка, шныряющая в мутной воде и страшащаяся попасть в зубы акулам?.. Если не рыбешка, то кто же?.. Он вспомнил давние мысли. Он усидел на спине тигра! Но тигр — не взнузданный конь, а он — не наездник. Он — пленник, со страхом вцепившийся в жесткую шкуру. Тигр по своей воле тащит его сквозь бурелом, и сухие ветви больно хлещут его по лицу.

Глава восемнадцатая

«Китайскими властями в Харбине захвачена телефонная станция КВЖД. Начальник станции, отказавшийся сдать дела, смещен. Вместо него назначен китаец, помощником и фактическим распорядителем — белогвардеец. Управляющим КВЖД направлен главноначальствующему Особого района Трех Восточных провинций протест, в котором указывается, что захват станции нарушает существующие соглашения между СССР и Китаем, наносит большой вред имущественным и эксплуатационным интересам КВЖД. Файн».

Берзин перечитал донесение.

Что означает этот новый инцидент на КВЖД?.. Бесчинство местных властей — или провокацию, преследующую далеко идущие цели?..

Провокации на самой дороге сплетались в кованую цепь. Они начались, едва дорога после восстановления отношений между двумя странами перешла в совместное советско-китайское управление. Харбинские власти с ведома Чжан Цзолиня еще