Читать книгу - "Кладоискатель и доспехи нацистов - Юрий Гаврюченков"

Едва я снял Доспехи, как меня начали охватывать сомнения: правильно ли я поступил, согласившись работать на «Светлое братство», не лезу ли в западню? Мысли не давали покоя, они толкались в голове, словно суетливые зверьки, и, чтобы от них избавиться, я опять напялил латы. Сразу стал чувствовать себя уверенно. Древняя магия мастеров Туле дарила ощущение непобедимости.

Доспехи я все же убрал подальше от посторонних глаз, но на улице без них решил пока не появляться. Маринка с Валерией Львовной ушли по каким-то своим женским делам, а мы с тестем сели пить чай.

— Налаживается дело? — спросил Анатолий Георгиевич, заметив мою безмятежную рожу.

— Потихоньку, — кивнул я. — Скоро деньги получим.

— Да, немного денег бы не мешало. — Тесть ошпарил кипятком фарфоровый чайничек, насыпал заварку. — У меня сейчас бессрочный отпуск: экзамены закончились, дубовым абитуриентам репетитор стал не нужен.

Как всякий преподаватель, он считал всех учеников поголовно тупыми и нерадивыми. «Ты больно умный, — подумал я. — Ну, так дал бы своего мозга — жопу помазать». Аспирантуру мне заменили тюремные университеты, поэтому в душе сохранились отголоски студенческой солидарности.

— Я уже от скуки на все руки, — продолжал тесть. — Не поверишь, Илья, скажешь сейчас, что со своей каббалистикой совсем из ума выжил, да?

— А что такое? — вопросом на вопрос ответил я, тоскуя о чашке крепкого кофе по-турецки из зерен мокко. Такой роскоши в доме Маринкиных родителей не водилось. Инженерно-технические работники привыкли дуть на кухне спитой чай и разглагольствовать под аккомпанемент Окуджавы о том, как лучше обустроить Россию. Некоторые теперь занимают досуг математическими расчетами черт-те чего. Вполне в духе времени — на стыке веков всегда возникает нездоровое увлечение широких масс оккультизмом. — Какими же вершинами непознаваемого вы овладели?

— Я начал читать «Слово о полку Игореве» способом бустрохедон, как евреи Тору, и обнаружил немало интересного.

— Вот как? — пробормотал я, не ожидая перехода с математической темы в столь изощренное филологическое русло. — Как же это вы ухитрились?

— Мне вдруг пришло в голову, что боговдохновенный текст имелся не только у иудеев.

— И решили поискать славянские корни…

— И я их нашел! Почему, спросил я себя, русские не могли написать нечто подобное? Я пошел в магазин и купил самое последнее издание «Слова…».

— А почему именно «Слово о полку…»? — заинтересовался я.

— Ничего другого не нашел, — смутился Анатолий Георгиевич и тут же с жаром добавил: — Мне кажется, на это была воля Провидения. Оно указало мне подлинный текст. О богоизбранности «Слова…» как документа свидетельствует его полная тайн судьба. Чего стоит одна причина гибели подлинника в огне московского пожарища тысяча восемьсот двенадцатого года! На Русь тогда вторглись полчища Наполеона.

— Что-то припоминаю, — скромно промолвил я. Он отвлекся на минуту от своих эскапад и налил заварки. Терпеть не могу чай: последствия отсидки. Слава, например, не ест черный хлеб. Настоящей арестантской пищей — чифиром с чернягой — мы насытились по горло. Тесть, как назло, отрезал от бухана изрядной толщины ломоть, намазал маслом и принялся уплетать за обе щеки. При этом он не переставал болтать. Крошки изо рта периодически вылетали на стол. Я незаметно отодвинулся, чтобы не испачкаться.

— Я стал читать текст. Восхищения он у меня сначала не вызвал по причине крайней нечитабельности. Честно признаюсь, Илья, литературные достоинства его остаются для меня загадкой до сих пор, зато я понял главное: этот текст несет в себе закодированные пророчества!

Разубедить тестя не представлялось возможным, тут я откровенно пасовал. «Перед упрямой любовью к вымыслу здравый смысл бессилен».

— Тогда я бы вам порекомендовал исследовать старинный нравоучительный трактат «Колобок», в котором тоже можно найти немало сокрытых слов, — произнес я даже без иронии.

На кухне инженера, читающего беллетризированное бытописание новгород-северского князя хитроумным каббалистическим способом, чувство юмора увядало.

— Ты выглядишь не очень здоровым, Илья, — перешел на личности тесть. Должно быть, рекомендация перспективного текста не понравилась.

— Ну, так ведь и был отнюдь не на курорте. — Вероятно, смотрелся я и вправду не ахти, а чувствовал себя еще хуже. Организм изрядно поизносился за суматошную неделю. Болели голеностопы, саднили разодранные колени, и почему-то ныл бок, должно быть, застудил в лесу. — Теперь я понимаю, каково приходилось нашим во время войны.

— Какой именно войны? — с ехидством интеллигента новой эпохи поинтересовался Анатолий Георгиевич.

— Великой Отечественной, — вздохнул я. — Впрочем, немцев я понимаю тоже.

— Ах, Великой Отечественной, — снова загорелся какой-то безумной идеей тесть. Неумеренный энтузиазм не давал ему покоя. — Помнишь, я рассказывал о биочисле сто тридцать семь?

— Да, — безнадежным тоном сказал я. — Макс Борн и все такое.

— Так вот, насчет Великой Отечественной. — Он все-таки дорвался до карандаша. — Война началась двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года. — Анатолий Георгиевич выдвинул ящик стола, извлек из-под засаленной поваренной книги не менее засаленную тетрадку, отыскал в конце чистый листок и написал: 22 06 1941 = 9 + 137 • 137 • (137 + 137). — А возглавляет грозный ряд девятка — цифра смерти!

— Ерунда, — Я брезгливо пошевелил пальцем придвинутую ко мне тетрадь.

Тесть вскинул голову. Глаза его снова заблестели.

— Но ведь биочисло есть.

— Число есть, — признался я.

Кухонный каббалист собирался еще что-то сказать и даже набрал в грудь воздух, как вдруг заклацал замок и в прихожую вошли Валерия Львовна с Маринкой.

С ощутимым облегчением я отправился поприветствовать дам.

Теща держала в руках объемистый хрустящий сверток.

— Мы тебе, Илья, спортивный костюм купили, чтобы дома носить, — сказала матрона, вручая мне пакет.

Тут я понял, что принят в действительные члены семьи.

* * *