Читать книгу - "Здесь русский дух... - Алексей Воронков"

«Надо и мне убираться, — подумал Петр. — Да и время — скоро невесту в церкву повезут»…

2

Возле Любашкиного дома уже собралась толпа. Все ждали прибытия жениха. Вот показался свадебный поезд. Впереди, в окружении сообщников по хулиганствам, шел Захарка в поношенной овчиной шубейке и лисьей шапке.

— Идут! Идут! — закричали в толпе. — Эй, Кушаковы! Давай, встречай жениха!..

Теперь все взгляды людей были обращены только на новобрачного.

— Шубка у жениха обношенная, — когда поезд подошел ближе, заметил кто-то из зевак. — Вроде не пристало новобрачному князю в такой одежде быть…

— Шуба овечья, но душа человечья, — возразил стоявший в сторонке старик с клюкой.

— Да! Соболья шубка больно кусается, и она не для нашего брата, — поддержала его дебелая молодуха.

— Эй, расступись, народ! Дай жениху дорогу! — крикнули в толпе, и люди тотчас стали расчищать проход к дому невесты.

Первыми прибыли на место согласно чину поезда дружки с дарами и гостинцами, включавшими лакомства для молодых девиц, а за ними родители, крестные и другие родственники новобрачного, следом военный — тысяцкий с самим женихом, и свахи, и соседи.

— Ой, подруженьки дорогие! Куда ж меня отдают? В чужую сторону? К доброму ли человеку? Как я ему полюблюсь? Придусь ли я ко двору его родичам? — следуя старинному обычаю, громко запричитала за окном невеста. И вдруг: — Папа, милый, может, передумаешь и не отдашь меня за Захарку? Не люблю я его!

— Цыц, девка! — послышался грозный голос Платона. — Еще раз пикнешь, так мигом как следует выпорю! Ишь, не люб он ей… Кто люб? Твой бездельник Петька? Не будет из него толку, а нам мужицкие руки в доме нужны, поэтому беру в помощники Захарку. В кузнечном деле мне поможет…

— Вот, ты о себе думаешь, а каково мне?.. — причитала Любка.

И снова голос Платона:

— Цыц!.. На все воля Божья, — грубо отрезал он.

Встречали поезд новобрачного по всем чинам и правилам — с песнями и прибаутками, с приветственными речами и поцелуями.

Любашка вышла за ворота в подвенечном красном сарафане, зареванная и растерянная, а следом за ней — отец с матерью. Кузнец был в меховой одежде и кафтане, тогда как Любашкина мать Марфа оделась в шубу, по случаю праздника нацепив цветастый платок.

— У, иродова душа! — завидев Платона, выругался стоявший поодаль Петр.

Невесту подвели к жениху, который в эту минуту раздавал сладости девкам и детишкам. Увидев Любашку, Захарка бросился к ней.

— Ах ты, падла! — снова не удержался от грубости казак. — Да я тебя!..

Злость охватила его. Ну же, что ты ждешь? «Давай, скачи к своей возлюбленной, а не то под венец уведут!» — кто-то настойчиво шептал ему на ухо, но он медлил. «Сейчас… — говорил Петр сам себе. — Еще минутку…»

От волнения у него дрожали руки. «Наверное, я не смогу этого сделать»… — неожиданно мелькнуло у Петра в голове. Когда жениху и невесте подогнали покрытые огромным тулупом сани, запряженные тройкой лошадей, да с колокольчиками, да со свадебными лентами, он не выдержал, вскочил на коня и поскакал к кушаковскому дому, но все равно не успел. Новобрачных уже успели укутать в тулуп, и тройка лихо понесла их по заснеженной дороге. За ними ушли к монастырю и четверо дровней с родственниками, свахами и друзьями.

— Стой! — размахивая плетью, кричал Петр. — Стой!

Поравнявшись с санями новобрачных, он попытался остановить лошадей. Куда там! Возница был опытным мужиком, и когда парень протянул руку, чтобы схватить пристяжного за ремень, он огрел его плетью, и тот чуть было не слетел со своего жеребца.

— Любанюшка! — закричал парень. — Это ж я, твой Петр! За тобой приехал!.. Только одно твое слово, и я увезу тебя.

— Уходи, Петя! — услышал он в ответ. — Поздно! Уходи!

— Да не поздно, Любанюшка! Не поздно! Ну, скажи что-нибудь!

И снова:

— Уходи!

Отчаяние охватило Петра.

— Ну если так, то ладно! Тогда я на другой женюсь!.. Так и знай! — в запале крикнул казак. — Ты слышишь меня? Я женюсь! Э-эх, Любаня, Любаня, — придержав коня, с горечью в голосе проговорил он. — Еще говорила, любит…

Три дня после этого Петр не вставал с постели. Ночью охал, стонал, а то и рыдал в подушку. Днем же лежал с открытыми глазами, упершись неподвижным взглядом в потолок. Ничто не помогало — ни ласковые увещания матери, ни строгий голос отца. Петр как будто решил совсем отойти от мира, да только не может молодое сердце долго грустить. Однажды утром он встал и объявил отцу с матерью: женюсь!

— На ком же? — усаживаясь завтракать, с удивлением посмотрел на него Федор. Он только что умылся на крыльце принесенной из колодца ледяной водой, и теперь выглядел свежо и молодо. — Любка-то твоя вроде как замуж выскочила.

— Верно, сыночек, — подхватила хлопотавшая возле печи мать. — Чего ты вдруг? Не захворал ли? Давай потрогаю голову…

— Не надо, мама, я здоров, — отвел ее руку Петр. — Лучше давайте думать, кто девку сватать пойдет, — устроившись на лавке рядом с отцом, проговорил парень.

— Это ты про кого говоришь? — опуская деревянную ложку в стоящий посреди стола горшок с ячневой кашей, спросил Федор.

— Про Катьку…

— Чего? Какая еще Катька? — недоверчиво поглядел на сына Федор.

— Шмакова.

— Пашкина дочка? — вновь поинтересовался Федор.

— Она… — насупил брови Петр.

— О! И где ж ты с ней, интересно знать, снюхался? Тебя от Платоновой дочки нельзя было оторвать, — сказал Федор.

— Да вот, снюхался… — ухмыльнулся сын. — Дурное дело, говорят, не слишком хитрое.

Мать удивилась не меньше отца.

— Может, это ты, сынок, специально? — спросила мама. — Любашке своей насолить?

Петр как-то обреченно вздохнул:

— Не все ли равно, мам! Катька меня любит, а что мне еще надо?

Отец отложил ложку и покачал головой.

— Вот, а сам говорил, дескать, кроме Любки, здесь и посмотреть больше не на кого, — насмешливо проговорил он. — Слушай, сын, а Фимка, дочь десятника Ивана Усова, чем тебе не пара? Может, лучше к ней сватов зашлем? Девка и собой хороша, и работает отлично.

— Нет, уж лучше Катерина, — сказала мать. — Фимка?.. Наряд журавлиный, а походка воронья. Катька — да, эта для Петра… Глянь на нее: очи сокольи, брови собольи. Чем не невеста для нашего сына?

— Да егоза она, Катька эта! — не сдавался Федор. — Видел я, как она задницей перед казаками вертит. Гляди, может, плакать потом придется, — обратился он к сыну.

Петр побагровел.

— Убью, если что… — сжав кулаки, проговорил он.