Читать книгу - "Тайна могильного креста - Юрий Торубаров"

Совет долго молчал после тяжелых, страшных слов Аскольда: «Князь в помощи отказал».

— Мы сразу поняли, — проговорил сотский Хоробр. — Не видно было стягов Михайловых…

Снова воцарилось томительное молчание. Вдруг воевода поднял голову.

— Да, други, положение наше тяжкое. Долго нам не продержаться. Есть два выхода. Мы можем пойти на поклон к врагу, на коленях умолять о пощаде и посрамить память тех, кто отдал жизнь за свою святую землю. Или принять смерть с гордо поднятой головой, чтобы гордились потомки подвигом тех, кто по-настоящему любит свой очаг, свой кров, свою Родину. — Воевода замолчал, пытливо оглядывая земляков.

Гридница безмолвствовала. Воеводе такая картина была знакома. Когда приходится принимать важные решения, смелость порой покидает и храбрых людей. Кому-то нужно сделать первый шаг. И вот поднялся Рогович, гневно сверкнув глазами, поправил на широченных плечах кольчугу.

— Князь, мужи доблестные! Я клялся этой земле, — он ткнул пальцем в пол, — стоять до конца. Видит Бог, я выполню свою клятву!

Эти слова, словно шило, проткнули пузырь нерешительности. Все заговорили разом, и в поднявшемся гвалте можно было разобрать одно: «Стоять насмерть!»

Даже издалека было видно, как сотрясается стена в том месте, где ее долбили пороками. Чувствовалось, что в ней вот-вот разверзнется пробоина, в которую ринутся осаждающие. Дружинники словно оцепенели.

Воевода растолкал стоявших к нему спиной воинов, сразу оценил угрозу.

— Чего стоите? Людей подымать надо! Батюшке скажите, чтобы звонил во все колокола. Пусть народ бежит сюда: новую стену будем возводить.

— Где лес-то брать? — крикнули из толпы.

— Дома разбирайте!

Вскоре понеслось над крышами, убегая в поля и долы, тревожное эхо набата. Сбежались люди, закипела работа. Напротив ожидаемого пролома быстро росла вторая стена. Люди безропотно жертвовали своими жилищами. Первым подал пример Сеча. Прощальным взором он окинул свой дом, который столько лет служил ему надежным пристанищем, и махнул рукой. Загуляли топоры, забегали, как муравьи, люди, и дом начал таять на глазах. Затрещали и другие жилища.

К утру стена была возведена. Пробившиеся сквозь первую татары уперлись, к своему удивлению, в новую мощную преграду. Но это не остановило врагов. Развернув машины, они принялись крошить стены в других местах. Однако воеводу это уже не так тревожило. Сотские без суеты отдавали приказы, и возводились новые укрепления. Сеча был доволен. Теперь можно выполнить другую задумку.

Он велел Акиму собрать плотников. Первым приковылял старый Саврас — седой как лунь, согнутый в три погибели. Он снял шапку, обнажив почти лысую голову, обтер ею лицо. Заскорузлыми пальцами почесал затылок. Спросил осипшим голосом:

— Зачем спонадобился?

— Помню я, ладьи ты мастерил отменные… — скорее сказал, чем спросил Сеча.

Дед поднял на него подслеповатые глаза:

— Что, Андрей, плохи наши делишки? — И, тяжело вздохнув, сам себе ответил: — Плохи…

Вскоре подошли и другие плотники. Идея воеводы пришлась им по душе.

Застучали топоры. Горожане удивленно посматривали на занятых делом работников, не решаясь отвлекать их вопросами. Когда стали понимать, что сооружаются обыкновенные лодки, многие завозмущались:

— Никак, спятил воевода? Для чего ему?

— Раз делает, значит, надобно, — говорили другие.

— Реку сюда думает пропустить, по ней и смотаемся, — острили некоторые.

Воевода посмеивался. Когда лодки были готовы, он тщательно, со знанием дела, осмотрел работу. Одобрительно крякнул:

— Добрая работа, добрая. Мастера, сразу видать, вы знатные. Только надобно их кожей снизу подбить. По камням волочь будем.

Враг неудержимо рвался в город. Хмурилось небо над истекающим кровью Козельском. Приближалось время неумолимой развязки.

Тревожнее обычного запели колокола, созывая народ на площадь. Собравшаяся толпа тревожно и выжидательно гудела. Люди чувствовали, что сейчас будут сказаны самые главные, самые значительные за все эти страшные напряженные дни слова. И самые горькие.

А колокола все звали и звали. Их печальный напев плыл над широким лесным раздольем, перекатывался по изумрудным, застывшим, как большой отряд, холмам, опускался на дно глубоких оврагов, сея повсюду тревогу и беспокойство. Высоко в небо поднялась стая черного воронья. Она долго кружила в поднебесье, сгущая своим могильным криком и без того гнетущую обстановку.

В сопровождении оставшихся в живых бояр и дружинников появились князь Василий и воевода. Толпа замерла, мужественно ожидая своей участи. Поднявшись на знаменитый пень, воевода заговорил:

— Люди добрые, бились вы с лихим ворогом геройски! — чувствовалось, что слова даются ему с трудом. — Врагу не довелось увидеть ваши спины. Много героев породила наша земля, многих уже нет с нами. О доблести и чести, проявленных козельцами, будут слагать песни. Но как бы смело и отчаянно мы ни бились, сила ломит силу. Наши надежды не оправдались, нет нам помощи. Бросил нас Великий князь на поругание, да не будет ему за это прощения. Настал часть решенья. — Воевода смолк, прокашлялся в кулак. Застывшая, как зимнее озеро, толпа напряженно ждала приговора. — Дети мои! Решайте! Какой изберем путь? Или достойно, как подобает верному христианину, примем смерть за веру свою, за землю-матушку, не посрамив своей чести…

Толпа качнулась, не дав договорить.

— Смерть! Смерть! — взорвался бушующий поток.

Когда немного угомонились, зычный голос воеводы снова поплыл над площадью.

— Достойный глас достойного народа! Спасибо вам, козельцы, — за то, что не уподобились жалкому ужу и не поползли на брюхе вымаливать жизнь у клятого врага! Слава вам, русичи! Но, братья верные, сестры родные, — продолжал Сеча, — всем умирать нельзя. Надо открыть дорогу к спасению молодым и детям. Мастера наши сладили отменные ладьи — плавать бы на них да радоваться. Вот пусть и поплывут наши дети на этих лодках назло врагу! Мы поможем отряду пробиться к реке, чтобы по ней он ушел в вольные леса. Там вражина их не достанет. Для этого надо дружно выйти в поле — это будет наш последний бой.

— Покажем антихристам! — неслось из толпы.

Глядя на воеводу, люди поняли: победа не за врагом. Победили они — своей верой, своим поступком. Таких не сломить.