Читать книгу - "Прощание - Лотар-Гюнтер Буххайм"

— Если речь идет об этом! Ты ведь тоже в этом смысле был неплох.

— Хочу сегодня, если все будет спокойно, еще раз поговорить с кладовщиком о приеме в Дурбане, — говорит старик и поднимается, — времени остается не так уж много.

— А я хочу, как старый доктор, сделать несколько обходов по палубе, — и сдерживаю себя, чтобы не сказать то, что у меня на языке: «Больше десяти дней — действительно мало времени».

Я рад-радехонек, что я больше не пристаю к старику. Абсолютно уверенным в себе, каким он был всегда, старик уже давно не является.

На палубе в желтых шлемах и красных спасательных жилетах выстроилась вся команда: шлюпочные маневры. Мимоходом я делаю несколько снимков и снова направляюсь в свою каюту. Я никак не могу освободиться от картины извивающегося обрубка изувеченной акулы.

Я с большой охотой следую приглашению старика, который после ужина спрашивает:

— Может, выпьем пива у меня в каюте?

— Ты хотел рассказать мне о русских в Бергене, — пытаюсь я разговорить старика после того, как мы какое-то время молча посидели в своих креслах.

— А нужно ли это? И не хотел бы ты рассказать о своих приключениях в Фельдафинге?

— Да, ладно, говори уж: американцы и французы в Фельдафинге — это еще можно представить. Но русские в Бергене! — попытался я подтолкнуть его.

— Ну, хорошо! — наконец начинает старик. — Русские пришли не сразу. Последовательность была следующей: сначала пришли английские ВМС. С англичанами мы очень хорошо сотрудничали. Они только хотели, чтобы ничего не случилось. Когда они контролировали лодки, они были на высоте. У нас еще оставались артиллерийские боеприпасы, в том числе и для зениток — и однажды один из нас взял одну такую гранату и шарахнул ею по столу. Ну, они и испугались! Да, это были времена! — говорит старик, и лицо его светлеет, — да, это было время, когда лодки отправляли в Англию. Потом была прекращена работа нашей радиостанции, база была освобождена и передана парашютистам-десантникам. Боже мой! Как же они бушевали, потому что они не обнаружили шнапса, только приличный запас пустых бутылок.

— Английские парашютисты-десантники?

— Да. Совсем не приветливые люди! Они участвовали в боях под Арнхаймом. Нашей части, основной части на военно-морской базе, было приказано построиться с морскими заплечными мешками, и десантники провели процедуру передачи базы русским. Не успели мы оглянуться, как наш лагерь оказался переданным в русские руки.

— Теперь давай медленно: почему в Бергене вам пришлось иметь дело с русскими? О том, что русские были в Бергене, я еще никогда не слышал.

— Но так это и было! Мы имели дело с русской комендатурой, которую возглавлял полковник. Он был старше меня, возможно из прибалтийских дворян — так хорошо он говорил по-немецки. К несчастью в лагере был обнаружен портрет Гитлера. Кто-то положил его на тумбочку. Когда русский об этом узнал, был грандиозный скандал. В безумной ярости он бросил портрет на землю, а все собравшиеся русские как сумасшедшие топтали его сапогами. По отношению ко мне они были поразительно корректны. Однажды меня позвали, потому что должна была проходить передача вещевого склада, и русский офицер не захотел идти туда один. Мне пришлось протискиваться мимо этого полковника, при этом я нечаянно толкнул его. Я сказал: «Excusez!»^[31] — или что-то в этом роде, на что он ответил: «Нитщево!» Все было совершенно нормально.

— Но когда вы узнали, что придут русские, вам не было плохо? Это должно было испортить вам настроение.

— Так оно и было! Недалеко находился лагерь русских военнопленных. До капитуляции русские работали там на нас. После этого лагерь освободили, а русских перевели на нашу базу. Лагерь заняли русские солдаты, не принимавшие активного участия в боевых действиях. Это была своего рода рокировка. Русские переселились из своего лагеря военнопленных в наш лагерь, а в наше распоряжение был предоставлен русский лагерь. И тогда началась большая уборка — уничтожение клопов и все такое.

— И как вам там жилось — уютненько?

— Я с моим штабом перебрался, к счастью, не в этот лагерь, а на базу подводных лодок в порту, то есть в бункер для подводных лодок, охранявшийся английскими морскими артиллеристами. Нам пришлось разместиться на трех непригодных к передаче подводных лодках.

— Таким образом, вы снова обосновались на подводных лодках? Вы оказались в родной стихии.

— К счастью — да. Торпедные аппараты были пусты, и в них мы поместили все твердое и жидкое съестное, какое только смогли достать. Три недели, которые мы прожили на лодках, были неплохими. С нашими английскими сторожами мы сумели установить контакт. Они получили кое-что из того, что мы организовали. Одна за другой прибывали всевозможные команды и все также хотели снимать сливки, но все хорошие вещи мы разместили в торпедных аппаратах и плотно задраили их. Ну и вещи там были!

— Что за вещи? — спрашиваю я нетерпеливо, заметив у старика мечтательный взгляд.

— Когда я об этом думаю… Вот, например, прибыл американский вспомогательный корабль, такой старый корабль обеспечения с американскими офицерами-резервистами, призванными на военную службу. Они вдруг оказались там и ругались: «О, эти проклятые подводные лодки!» и в том же духе. Один даже спустил штаны и сказал: «Смотрите!» Нижняя часть тела имела следы ожогов.

— Ну и? — спрашиваю я с интересом.

— А потом к ним присоединились и русские, настоящие дикари.

— И что случилось?

— Ничего! Вдруг американцы заорали: «Now we must be good friends!»^[32]

— To есть обычный театр примирения. Не могу себя пересилить, меня с души воротит, когда оставшиеся в живых члены экипажей подводных лодок или грузовых пароходов, которые когда-то хотели убить друг друга, бросаются друг другу в объятия.

— Я чувствую то же самое, — говорит старик, достает из холодильника пиво и неторопливо разливает. После продолжительной паузы он говорит:

— В то время со мной произошло чертовски неприятное дело.

— И?

— Ну, история с «Вестерн-Принс». Я же тебе ее рассказывал?

— Никогда! Так в чем там дело?

— Ну, хорошо. Корабль был довольно быстрым и действовал в одиночку. Я выстрелил счетверенным веером, но в цель попала лишь одна торпеда. Подстреленный корабль остановился, крен был незначительным. Наш кормовой торпедный аппарат не был готов к выстрелу. Потребовалось дозарядить носовой аппарат для выстрела. На дозаряжание требуется, как ты знаешь, самое меньшее пятнадцать минут даже при максимальном старании команды. — Старик делает большой глоток из бутылки, затем продолжает: — Заправляли всем механики по торпедным аппаратам. Через двадцать минут дозаряженная торпеда была запущена: положение противника — девяносто, дистанция пятьсот метров, расчет упреждения не нужен. Цель свободно видна через противосеточное устройство. Выстрел был прямым попаданием примерно за серединой, в наиболее уязвимом месте корабля. — Старик делает еще один большой глоток и замолкает.