Читать книгу - "Рыцарь в черном плаще - Эрнест Капандю"

То, что сегодня называется ресторанами, в старину звали тавернами, и самой знаменитой была таверна «Царь Соломон». Тридцать лет за ее столами веселились принцы крови, вельможи и банкиры. Она занимала большой дом на улице Шостри, на углу улицы Тиршан.

Была половина седьмого, яркий свет освещал таверну изнутри. Внизу располагались лавка, кухня и сад с аккуратно подстриженными деревьями. На первом этаже находились обширные залы для больших обедов, на втором — отдельные номера.

В комнате № 7 на столе стояли четыре прибора. Два канделябра на камине и два других на столе освещали комнату. Хоть на столе и было четыре прибора, в комнате находились только две особы — мужчина и женщина. Женщина высокая, в ярком наряде, с бесстыдным взглядом, с развязными манерами была той самой особой, которую мы видели у Петушиного Рыцаря и которую публика звала просто Бриссо. Она сидела у камина в большом кресле и грелась у огня. На камине стояли графин и стаканы, наполовину наполненные.

Мужчина, сидевший или, скорее, полулежавший на кресле, был высок и худощав; лицо у него было утомленное, губы полные, глаза круглые и маленькие. Этот человек выглядел потрепанным, пресыщенным и хитрым, его некогда щегольский костюм дворянина был грязным и засаленным. Протянув одну ногу к огню, а другую положив на стул, он держал в руке стакан, в котором было содержимое одной из трех бутылок, стоявших на столе.

— Отрада моего сердца, любовь моего прошлого и прошлое моей любви, — сказал он, — ты не ожидала, что будешь сегодня ужинать со мной?

— Я думала, что ты так осажден твоими кредиторами, — отвечала Бриссо, — что не осмеливаешься выходить из дому.

— Ошиблась, моя красавица! Кстати, если я тебе говорю «ты», не слишком этим гордись: я имею привычку говорить «ты» всем, с кем ужинаю.

— Значит, ты должен говорить «ты» всему Парижу.

— Я могу быть с тобой на «ты», а вот почему ты ко мне обращаешься подобным образом? Ведь у меня дворянская кровь в жилах.

— Да, но, когда тебя прижимают и ты нуждаешься в десяти луидорах, ты рад, чтобы я говорила тебе «ты», только бы дала взаймы.

— А когда тебе нужно ткнуть шпагой кого-нибудь, вспомни, кто тебя выручает? Разве я не всегда к твоим услугам? Если я тебе даю взаймы мою ловкость и мое мужество, то и ты можешь давать мне взаймы деньги.

— Я только ради этого и даю тебе взаймы.

— Зачем же ты так фамильярничаешь со мной и постоянно «тыкаешь» мне?

— Оставь меня в покое! Если ты будешь задираться, я расскажу всему Парижу, что Вольтер дает тебе по сто луидоров за то, чтобы ты аплодировал его трагедии.

— Можешь рассказывать кому хочешь. Вольтер неблагодарен…

— Он отказал тебе в паре луидоров?

— Да он уже мне не нужен: я теперь самое счастливое существо во всей Франции и Наварре.

— Каким образом?

— Со вчерашнего дня у меня есть особняк, сад, слуги, лошади, экипажи, и я послал к дьяволу всех моих кредиторов.

— У тебя есть все это? — удивилась Бриссо.

— Представь себе!

— Где же твой особняк, я приеду к тебе с визитом.

— В Тампле у принца Конти. Его высочество просил меня занять комнату в его особняке, что чрезвычайно удобно, потому что Тампль, жилище принца крови, неприкосновенен, и я могу говорить из моего окна прокурорам и агентам месье Фейдо все, что захочу, а они не могут сделать ничего — им остается кланяться в моем лице дворянину дома принца.

— Ты дворянин дома принца Конти?

— Да. Я, Шарль Жак Луи Опост де Рошель, шевалье де Ла Морлиер, родившийся в Гренобле 12 мая 1701 года в благородной и старинной семье, имею честь занимать должность в доме принца Конти.

— Должность… какую?

— Человека любезного, приятного и полезного.

— Ты ему нужен — это я поняла.

Морлиер опорожнил свой стакан.

— Пресмешная мысль, — продолжала Бриссо, — принцу взять к себе такого человека…

— Молчи! Не забывай, с кем ты говоришь.

— Кто тебя представил принцу?

— Я сам. Представь себе, в настоящее время я нахожусь в дурных отношениях с Вольтером, с начальником полиции, с коллегией клермонтских иезуитов, с моими кредиторами, которые гоняются за мной, как собаки за кабаном. Желая быть спокойным, я однажды утром принарядился, надел на шею орден Спасителя и отправился к его высочеству.

— И он тебя принял?

— Весьма любезно, за завтраком…

— И пригласил тебя?

— Нет, но он выслушал меня. И вот что я ему сказал.

Морлиер встал и принял позу, которую он, вероятно, принимал, когда говорил с принцем.

— Монсеньор, я пришел предложить вам дело, которое считаю превосходным. У каждого принца имеются разные потребности, которые нельзя удовлетворять по своему желанию и по своей воле. Поэтому каждому принцу крови следует иметь возле себя преданного служителя, которого можно было бы выставить вместо себя в случае надобности, который имел бы имя, приличное звание и скверную репутацию. Этот человек будет полезен тем, что все видел, все читал, все знал, все делал, и годится даже на виселицу, но вхож и в хорошие дома; у него есть друзья во всех классах общества, он не отступает ни перед каким — хорошим или дурным — поступком, не боится ни черта, ни полиции, ни удара шпаги, ни Бастилии; этот человек единственный, особый. Это — я! Я — шевалье де Ла Морлиер, я — который служил в мушкетерах, я — чьи друзья Шароле, Бульон, Роган, Монморанси, Тремуйль, я — участник ужинов Ларошфуко, Косее, Креки, Мальи, Бово, Бофретона, Ришелье, я — промотавший отцовское наследство, чтобы не иметь с ним хлопот, я, знающий все, видевший все, умеющий все! Поверьте мне, монсеньор, возьмите меня к себе! Вы не найдете подобного мне.

— Бесподобно! — сказала Бриссо, слушавшая с восторгом. — А что ответил его высочество?