Читать книгу - "Поверить Кассандре - Константин Жемер"

Через несколько минут выясняется – вышла ошибка: у того поезда, что внизу, цвет вагонов другой: должен быть синий с золочёной полосой по линии окон, а тут вагоны разномастные – синие, жёлтые и зелёные^[116]. Значит, это обычный – пассажирский.

– Ничего, ничего! – подбодрил Циолковский. – Несомненно, Императорский впереди идёт: ещё немного, и мы его увидим.

Вожделенный поезд показался несколько позже, чем ожидалось. Семь вагонов, влекомых тяжёлым локомотивом – вне сомнений, теперь это был именно он, экспресс литера «А», самый быстрый и роскошный в мире.

Крыжановский метнул на Константина Эдуардовича внимательный взгляд, дескать, помнит ли тот, о чём недавно договорились. Учёный в ответ важно кивнул и занялся органами управления.

Клюнув носом, дирижабль хищным коршуном резко пошёл на снижение.

– Птенец без матери летаеть, и где головушку преклонить, не знаеть, –нараспев закричал Григорий. – Отведите мене, горемычного, к Маме, ужо я ей всё поведаю, малой капли не утаю. Мама выслушаеть, не прогонить. Папа – тот можеть ногой, как собаку, а Мама не-а – она добрая. Пожалюся ей, она казакам велить, те враз душегубцев скрутять. Отведите мене к Ма-аме!

– Помолчи, Гриша, – беззлобно попросил Сергей Ефимович. – Ты уже бывал в том поезде, а Павел нуждается в кое-каких пояснениях.

На это Распутин досадливо махнул рукой и попросил у Циолковского ещё спирту. Сергей Ефимович улыбнулся и, повернувшись к Циммеру, сказал:

– Итак, размещение пассажиров в Императорском поезде строго расписано и не может меняться – это нам на руку. В первом вагоне находятся казаки конвоя и прислуга, во втором – столовая. Третий – для кухни и поваров. Нам нужен четвёртый, в нём Императорская семья.

– А где полковник Петров со своими людьми? – спросил Павел.

– По долгу службы эти способны находиться где угодно, но их купе либо в шестом, либо в седьмом вагонах, только не в пятом. Пятый – детский, а шестой и седьмой – для свиты. Иногда, если свита большая, могут добавить ещё вагонов, но в этот раз – как видишь… Петрова я знаю в лицо, для выявления же остальных троих придётся положиться на чутьё. Но об этом пока не время думать, сейчас главное – высадка…

Сергей Ефимович дёрнул за рукав захмелевшего Распутина, и продолжил:

– …Григорий, слушай, тебя это тоже касается. Крыша у вагонов покатая, но на ней есть грибки вентиляции, за которые можно держаться. Для этой цели я тут связал каждому по петле. Вот, держите – накинув её на грибок, можно не опасаться, что снесёт ветром. А дальше уж – как Бог даст…

– Эх, где наша не пропадала! – пьяным голосом взревел Распутин. Стянув поясной ремень, он поплотнее запахнулся в шубу и препоясался поверх. Затем взял свой посох и заткнул за ремень сзади. – Ну вот, таперича можно спасать Анператора.

– Брюки не потеряй, демон! – осадил его порыв Крыжановский.

Дирижабль уже висел над последним вагоном движущегося поезда.

– Ещё немного, господа, совсем немного осталось, – бурчал себе под нос Константин Эдуардович. – Теперь выровняем скорость, похоже, она не больше сорока, что нам на руку, можно опуститься пониже…

Павел Циммер в нетерпении распахнул дверцу гондолы и с трудом удержался на ногах из-за ворвавшегося внутрь ветра. В следующий момент инженер спустил вниз верёвку с завязанными на ней узлами и выжидающе уставился на Циолковского.

– Сейчас! – громко крикнул учёный.

Ни мгновения не мешкая, Павел исчез в дверном проёме.

Григорий Распутин плюхнулся на живот и подполз к краю разверзшейся пропасти. Уцепившись пальцами за порожек, он опасливо выглянул вниз.

– А анженер-то, шельма, быстрый попалси! – крикнул, что есть мочи, но ветер лютовал так, что слов тех никто не услышал.

Как оказался на крыше поезда, Павел и сам не понял. Поглядев вверх, он подивился мастерству пилотирования, которое демонстрировал Циолковский: огромная туша дирижабля опустилась совсем низко и казалась застывшей на одном месте. Памятуя наставления его превосходительства, молодой человек подобрался к ближайшему грибку и затянул на нём петлю. После этого перевёл дух. Снова поглядев вверх, Павел обнаружил висящего между небом и землёй старца. Намертво вцепившись в верёвку, тот не желал спускаться, а на призывные жесты Циммера, лишь тряс головой и в ужасе пучил глаза.

Дирижабль сильно качнуло ветром, и человек на верёвке выписал в воздухе пологую параболу. От него отделился небольшой объект и полетел вниз. То оказался правый сапог Распутина. Длинная белёсая портянка, моментально размотавшись на ветру, придала парящему в небе чудотворцу вид хвостатого воздушного змея.

Павел в ужасе закрыл глаза. Вспомнилось, как Григорий упал с высоты в театре. Упал, спасая всех! Но если сейчас упадёт, то уже точно не выживет.

«Что же делать?» – от жалости съёжилось всё внутри, но разве жалость когда-либо помогала?

Видимо, последним соображением и руководствовался Сергей Ефимович Крыжановский, когда, высунувшись из двери гондолы, взвел курок своего «Кольта» и прицелился в Распутина. Тут уж пулебоязненный лампадник не раздумывал – с ловкостью обезьяны он полез вниз и вскоре сидел на крыше рядом с Павлом, крепко вцепившись тому в шинель.

Настал черёд его превосходительства.

«Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится...^[117]», – сказал Сергей Ефимович и крепко ухватился за верёвку. Губы его продолжали шептать молитву до того самого момента, пока ноги не почувствовали под собой крышу вагона. Зацепившись за грибок, Крыжановский некоторое время наблюдал, как поднимается в небо и уходит в сторону чудесный аппарат Циолковского, а затем подобрался к своим спутникам и крикнул что есть мочи:

– Ну что, Гриша, пойдём к Маме?

– Погодь, милай, дай с духом собратися! – захныкал старец.

– Некогда! – возразил Сергей Ефимович. – Поезд набирает ход, нужно скорее убираться с крыши!