Читать книгу - "Подземный мир - Вольфганг Хольбайн"

куда глаза глядят. Вокруг была ночь, иначе бы Двицель и не смог прийти к нему на помощь. Они находились в каком-то пустынном месте: улица тянулась вперёд, прямая и безлюдная. Дома; которые Михаэль мог заметить в свете редких фонарей, были какие-то жалкие и покосившиеся. Они шли уже минут пять, а мимо не проехало ещё ни одной машины. И хорошо, подумал Михаэль, потому что открой он колодец на оживлённой улице, дело не ограничилось бы отдавленными пальцами.

Вскоре Михаэль сообразил, где они находятся. Они выбрали правильный путь: впереди на ночном небе виднелось зарево городских огней, а слева был лесок и ещё одно, более слабое, сияние. Там находился замок. Правда, они шли не по той дороге, которая вела к нему и по которой целый день курсировали автобусы с туристами, но неподалёку от неё. Зато совсем в другой стороне от дома. Не говоря уже о том, что в сопровождении Двицеля трудно было сесть в такси, здесь, на этой пустынной окраине, и такси не встретишь, да и денег нет. Таким образом, Михаэлю оставался единственный испытанный способ передвижения: пешком.

Но, дойдя в своих размышлениях до этой точки, Михаэль вдруг сообразил, что ему некуда идти: дом сгорел, а стучаться к соседям он не посмел бы. Если разобраться, он не знал, что ему делать со своей свободой.

Они двигались по асфальту добрых полчаса, не встретив ни одной живой души, а город не приблизился ни на метр. Только один раз за это время проехала машина, но не затормозила возле одинокого мальчика, одетого среди ночи в одну рубашку. Но Михаэль не обижался на водителя. Он мёрз, чувствовал себя заброшенным, как никогда в жизни, и предполагал, что погоня уже идёт за ним по следу. Но тем не менее окружающая тишина была ему необходима, чтобы привести в порядок свои мысли. Многие воспоминания вернулись к нему, но чего-то важного в них все же недоставало, а без этого он не мог понять смысла того, что с ним случилось. От Двицеля же проку было мало. Он хоть и болтал беспрерывно, то задавая вопросы, то рассказывая о том и о сём, но в конечном счёте ничего не мог толком объяснить, кроме того, что Михаэль уже знал: в Подземье что-то изменилось и большие остолопы воюют друг с другом. Двицель не знал, на чьей стороне победа, и даже не знал, где чья сторона. При всей симпатии к Михаэлю, человеческая жизнь была ему чужда, как и всем не человеческим существам Подземья. И у Михаэля было только две возможности пролить свет на происходящее: заполучить свой дневник или поговорить с Хендриком. А лучше и то и другое.

Они добрались до города, и здесь Михаэль стал обходить стороной оживлённые улицы. Он не знал, который час, его часы остановились ещё два дня назад, но, судя по всему, было около полуночи, поэтому даже центральные улицы по большей части пустовали. Надо было наконец решать, куда направляться. С одной стороны, в том районе, где находился сгоревший дом Михаэля, он хорошо ориентировался и нашёл бы где укрыться на ночь, с другой стороны, люди Анзона именно там и станут его искать И где же могли сейчас находиться его родители? Родственников у них в городе нет, кроме двоюродного брата отца, с которым он не особенно роднился и который жил в крохотной квартирке, где не разместишь двух гостей на ночлег. Может быть, они где-нибудь в отеле, но отелей в городе так много, что не имеет смысла разыскивать их наудачу. Михаэль напряжённо раздумывал. Если он не просчитался в днях, сегодня вторник или среда. На следующее утро ровно в восемь отец должен сидеть на своём рабочем месте, и Михаэля знали в фирме, где работал отец, и пропустили бы. Но что потом? Даже если отец даст ему время объясниться, в чем Михаэль сильно сомневался, то что он скажет в своё оправдание? Нет, надо найти другой выход.

Самое худшее состояло в том, что он вынужден был ждать, что предпримут его противники, и только потом отвечать на их шаги. Тактика, на которой долго не продержишься.

Впереди замаячил красноватый свет и послышались голоса людей. Михаэль остановился, а Двицель, порхавший на несколько шагов впереди, вернулся и тревожно спросил:

- Это твои люди?

Михаэль пожал плечами. Они находились где-то в районе речного порта, и красный отсвет падал на улицу из больших открытых ворот. За воротами располагалась старая фабрика, которая давно бездействовала, судя по разбитым окнам и раскиданным по двору обломкам и мусору. Посреди всего этого хлама собрались бродяги в грязных куртках, мужчины и женщины, они сгрудились вокруг нефтяной бочки, в которой пылал огонь. По кругу ходила бутылка водки, и одна женщина с растрёпанными волосами и заскорузлым от грязи лицом пронзительно хохотала, хотя для смеха не было никаких причин. Чуть в сторонке семь-восемь бродяг спали, закутавшись в свои пальто и постелив на голую землю лохмотья или газеты:

Михаэль в первый момент отпрянул при виде этих одичавших людей, тем более что бутылка ходила уже не первая, судя по пьяному смеху и крикливым голосам. Но он так замёрз в своей рубашке, что, поколебавшись, всё же приблизился к их компании и остановился, натолкнувшись на взгляды обернувшихся к нему людей. Но, вопреки ожиданиям, он не встретил в этих взглядах враждебности, разве что некоторое недоверие.

Разговоры смолкли, только женщина продолжала смеяться; она была пьяна настолько, что уже ничего не воспринимала. Михаэль ждал, что с ним заговорит, но не дождался и подошёл к бочке, протягивая руки к огню. Только теперь он почувствовал, насколько продрог, а ноги и спину ломило от длительного марша.

- Ты кто такой? - спросил старик в изношенной камуфляжной куртке.

- Меня зовут Михаэль. - Он попытался улыбнуться.

- Сбежал из дома?

- Михаэль неопределённо махнул рукой - не то да, не то нет, - и такой ответ удовлетворил бродягу, но другой высказал недовольство;

- Наведёт на нас полицию. Только этого нам не хватало.

- Не наведу, - сказал Михаэль. - Я только погреюсь, и всё.

- Чтоб тебя здесь не было! - сказал бродяга, но не подкрепил свои слова действием, а снова обратился к бутылке.

Старик же улыбнулся:

- Не бери в голову. Он всегда такой. Но это одни снова. Что у тебя случилось? Поссорился с родителями?

- Вроде того, - уклончиво ответил Михаэль. - Но я правда не хочу вас обременять,