Читать книгу - "Ветер богов - Богдан Сушинский"

Уже в штабе Роммель вновь вспомнил о том, что фон Клюге тоже валькирист, и примирительно предложил:

— Теперь мы должны потребовать от фюрера абсолютной свободы действий. Только тогда сможем полагаться на своих солдат и свой опыт. А от его Верховного штаба — реальных подкреплений.

— Уверен, что ни того, ни другого мы не получим.

— Я уверен в этом не меньше вас. Но мы должны требовать свободы действий.

— Требовать чего-либо от фюрера бессмысленно. И крайне опасно. Особенно если учесть, что и назойливых просьб он тоже не терпит.

— А чем мы рискуем сейчас? — Роммелю вспомнилось, с каким облегчением вздохнул предшественник фон Клюге фельдмаршал фон Рундштедт в кабинете фюрера, когда узнал, что груз нормандского позора отныне переложен на плечи других. — Боитесь, что фюрер отстранит вас от командования, еще, по существу, не дав принять дела?

— Иногда мне кажется, Роммель, что я уже давным-давно ничего не боюсь. Вообще ничего. Срабатывает лишь элементарный инстинкт самосохранения. Но ведь инстинкт есть инстинкт, позор без всякого приличия.

— В таком случае у меня просьба. Сейчас я составлю телеграмму фюреру. В которой выскажу ему все, что считаю необходимым. Она, конечно же, уйдет с вашего благословения, но за моей подписью. Исключительно из уважения к вашему инстинкту. Авось хоть какую-то пользу извлечь из нее нам все же удастся.

— Телеграмм за вашей подписью — сколько угодно, — довольно легкомысленно согласился фон Клюге, чувствуя крайнюю усталость, вызванную не только их фронтовыми похождениями. Самое время было на часик-другой прилечь, как это он всегда делал у себя на Восточном, в группе армий «Центр».

«Мой фюрер, положение значительно серьезнее, чем вы можете себе представить, — быстро набросал Роммель текст небольшой телеграммы. — Наша неравная борьба с врагами рейха приближается к своему естественному завершению. — А немного поразмыслив, решился добавить: — Прошу вас, фюрер, незамедлительно сделать выводы из обстановки на фронте вторжения и предпринять все возможное для спасения не только армии, но и рейха. Фельдмаршал Роммель».

Приняв из его рук этот текст, начальник штаба генерал Шпей-дель внимательно прочел написанное и огорченно взглянул на командующего. Он слишком любил Роммеля, чтобы спокойно встретить падение своего кумира.

— Но ведь вы же понимаете, что тех выводов, которые имеете в виду вы, фюрер никогда не сделает. Уже хотя бы потому, что не готов сделать их.

— Вы хотели выразиться точнее, генерал, — не способен. Ни командовать, ни управлять страной, ни решиться на переговоры.

— Не мне судить, но факты говорят о том, что, пожалуй, в какой-то степени вы правы.

— Так вот, генерал, если и в этот раз фюрер не извлечет для себя никаких уроков и не сделает должных выводов, то нам не останется ничего иного, как действовать[36]. Причем очень решительно, — оглянулся он на задремавшего фон Клюге. В ответ командующий фронтом с трудом сдвинул с места свои тяжеловесные челюсти и прожевал нечто нечленораздельное, что можно было истолковать и как согласие, и как протест. — Причем действовать самым решительным образом, — завершил свою мысль Роммель. — Не во имя фюрера, во имя Германии.

— Клятвы… — иронично вздохнул умудренный жизнью и штабными интригами фон Клюге, явно намекая на то, что отлично понимает, о чем идет речь. — Все клятвы, заверения и снова клятвы… Кар-бо-на-рии, позор без всякого приличия.

Через несколько дней самолет, из которого фельдмаршал Роммель на бреющем полете пытался осмотреть линию фронта, был обстрелян. Пилот с огромным трудом сумел посадить подбитую машину, и тяжелораненого фельдмаршала доставили в армейский госпиталь.

Злые языки поговаривали, что обстреляли самолет командующего свои же, эсэсовцы. И что гибель опального фельдмаршала в бою, над линией фронта, вместе с самолетом, вполне устраивала бы всех — и фюрера, и фон Клюге, и даже самого Роммеля. Кто мог знать, что «герою Африки» суждена иная участь и что развязка все равно наступит очень скоро, но будет более драматичной.