Читать книгу - "Юродивый - Сергей Шхиян"

Оказалось, что внизу собрались дворовые люди и обсуждали ситуацию.

Мое появление заставило всех замолчать. Похоже, то, что мы с Марфой заняли теремную светелку, никто не знал. Холопы молча смотрели, как я спускаюсь вниз по лестнице.

Все они были безоружны, а я при сабле и кинжале. Больше других струхнул давешний герой, заколовший барина. Он сменил свой красный кафтан на серый крестьянский армяк, но я его все равно сразу узнал.

— О чем спор, добрые люди? — миролюбиво спросил я, присаживаясь на свободное место.

То, что я никак не представляю интересы помещика, холопы знали. Как знали и о сожженной по приказу Кошкина избе, в которой мы с Марфой жили. Может быть, кто-то из них был даже исполнителем. Однако сегодняшнее утреннее противостояние с оружием в руках, ставило нас по разные стороны баррикады.

— Вот, собрались, поговорить, как дальше жить, — сказал представительный мужчина, с круглыми, калорийными щеками. — Не знали, что ты здесь…

— Понятно, — сказал я и спросил убийцу. — Ты за что барина заколол?

Мужик нахмурился и не ответил. За него объяснил другой, совсем маленького роста, но с большой лобастой головой:

— Бабу его боярин велел до смерти забить, Нельзя гайдукам жениться, а он, — маленький кивнул на убийцу, — ослушался и тайно венчался. За ослушание и запороли.

Налицо оказалась еще одна любовная драма и человеческая трагедия.

— А почему не тебя запороли, а жену? — спросил я, не поняв логики в наказании.

— Баба его барину глянулась, хотел, что бы только с ним жила, а Гаврила ее увел да под венец.

— Не успели мы с ней к вам в казаки уйти, — с тоской сказал убийца. — Что ж, на мне грех, я и отвечу. Мне теперь без Прасковьи все одно не жить…

«Ну, какие же мы все оказывается, романтичные, — подумал я, — как любовь, так до гробовой доски. Ромео и Джульетта отдыхают».

— Мы вот тут думаем, — продолжил головастый, — как нам дальше жить, Дарья девка хорошая, добрая, но хоть и в поре, а в хозяйстве не понимает. Не бабье это дело. Мальчонки малы, им еще много годов в тычки играть. А что с нами будет?

— Уходить надо к черкасам, — подал голос Гаврила, — все равно здесь не жить!

— Куда ж уйдешь с бабами да детьми малыми! — разом забыв обо мне, продолжили спор холопы. — Вот ты Гаврила душегубец, так и уходи. С тебя с вдовца, какой спрос. А у меня семеро по лавкам, все друг друга мала-мала меньше.

— И уйду! — сердито сказал Гаврила. — Мне все одно не жить, будет не кнут, так топор, не плаха, так кол.

— За нашего барина, поди, не то что на кол посадят, а, пожалуй, и колесуют, — вступил в разговор еще один холоп, добавив убийце лишний заряд оптимизма.

— Послушайте теперь, что вам скажу, — вмешался я в разговор, когда он пошел по второму кругу. — Если Дарья пойдет замуж за моего друга казака, то лучше барина у вас не будет. Человек он смелый, честный и добрый. И с хозяйством со временем разберется и от врагов защитит. А ты, Гаврила, правда, уходи в казаки. На тебя все равно кто-нибудь донесет, не чужие, так свои.

Все молчали, обдумывая мои слова. Было тихо, никто не спешил высказаться. Вдруг убийца схватил шапку, закрыл ею лицо и заплакал. Потом встал и поклонился собранию в ноги.

— Простите меня православные, грех на мне великий. Загубил я свою душу! Не за то каюсь, что кровопийцу убил, а за то, что Прасковью от лютой смерти не сберег и свою душу отдал на вечную муку. Простите, если можете!

Его порыв был неожидан, как и слезы у здорового, крепкого мужчины.

— Ты, Гаврила, того, не рви душу, — мягко заговорил головастый холоп, — на ком греха нет. Прими обет, покайся, Господь милостив, глядишь и простит.

— Нет мне прощения, пропащий я человек! — ответил тот, размазывая слезы по лицу.

— Погоди убиваться, — остановил я его, — хочешь, я тебе помогу?

Что-то меня сегодня весь день тянуло на добрые дела, не иначе к скорым неприятностям.

— Помоги, казак, помоги, век за тебя молиться буду!

— Степан, мой товарищ, запорожский казак, Запорожье самое опасное место на свете. Сечевики малым числом насмерть стоят против татарских набегов, потому ни жен у них, ни детей, ни изб, ни пашни, а одно святое товарищество. Хочешь грех искупить, иди служить вместо него.

Почему-то предложение заинтересовало не только Гаврилу, но и всех холопов. Я принялся рассказывать о вольной и опасной жизни запорожцев, живущих в лесных вырубках на островах, ниже знаменитых Днепровских порогов. О том, что живут они куренями и сами выбирающие себе командиров, об их походах против турок и персов, и богатой добыче…

Рекламная акция мне удалась, крестьяне слушали сказочный рассказ о вольной запорожской жизни, затаив дыхание. Только вот, окончить мне его не удалось, в терем влетел мальчишка и закричал, что приехали стрельцы. Гаврила вскочил с лавки и заметался по каморе. Забрезжившая ему воля, вот-вот могла обернуться отрубленной головой. Остальные слушатели тоже заволновались. Все понимали, если начнутся разборки с властями, то мало никому не покажется. Они у нас испокон века сначала бьют правых, а уже потом ищут виноватых.

— Что за стрельцы? — я поймал мальчишку за рукав, спросил я. — Много их?

— Видимо-невидимо! — торопливо, ответил он, спеша еще кому-нибудь рассказать сенсационную новость. — Все с топорами и саблями!

Я отпустил пацана и попытался успокоить Гаврилу:

— Не вздумай убегать, лучше сиди здесь. Может быть, они просто так заехали! А вы предупредите всех своих, чтобы рта не раскрывали! — закричал я остальным холопам. Я сам начал волноваться. Нежданный приезд стрельцов мог опять сорвать мне поход в заповедный лес.

— Скажите нянькам, что бы детей к ним не подпускали, а то те могут проговориться! — договорил я уже в дверях, торопясь посмотреть на новую напасть.

Когда я вышел во двор, то действительно увидел группу всадников, в одежде похожую на стрелецкую форму. Впрочем, я хорошо знал только форму царских стрельцов, а эти были то ли местные, то ли вообще, какие-то левые. Было их довольно много. Не «видимо-невидимо», — как сказал мальчишка, а человек пятнадцать. Впрочем, и такого числа на нас со Степаном было больше, чем достаточно.

Командовал отрядом, судя по лошади, экипировке и поведению, малый, примерно моего возраста. Одет он было в стрелецкий кафтан, только не суконный, как было принято, а бархатный. И сапоги на нем были не русские, а восточные, сафьяновые, с загнутыми вверх носам. Шапка, несмотря на то, что еще было тепло, с собольей опушкой. Короче, был этот командир то ли большим пижоном, то ли ряженным.

Стрельцы оставались в седлах, что было хорошим знаком. Вполне возможно, что заехали случайно, на минуту, и скоро отправятся дальше. Так как встречать непрошенных гостей было некому, управляющего у Кошкина не было, всем в имении руководил сам помещик, пришлось мне брать на себя и встречу и переговоры.