Читать книгу - "Крест, орёл и полумесяц. Часть 1. Последний крестовый поход - Дмитрий Ольшанский"

Январь-февраль 1444 года

Дорога на запад

21 января 1444 года

Понурив головы, в окружении эскорта из вооруженных солдат приговоренные медленно брели к месту предстоящей казни. Несмотря на лютый мороз, все облачение несчастных составляли изорванные грязные рубахи да деревянные башмаки. Руки преступников крепко связали за спинами, и возле каждого шел солдат с обнаженным мечом. Обреченные то и дело спотыкались и падали, тогда их били плетьми и палками, а затем вновь ставили на ноги.

В назидание остальным деспот Георгий Бранкович приказал прогнать приговоренных перед всем войском, чтобы каждый мог лицезреть, какая участь ожидает дезертиров, убийц и насильников. Солдаты мрачно следили за этой процессией и шепотом обсуждали последние события, благо за минувшую неделю их накопилось немало. Я слушал, о чем ведут разговоры в строю, и мне становилось горько, что столь крепкая и закаленная в боях армия распадается на глазах.

Расскажу обо всем по порядку.

В середине января мы наконец пересекли границу с Сербией, и наше крестоносное воинство вздохнуло с облегчением. Долгий и тяжелый поход, из которого вернулось менее половины его участников, наконец-то подошел к концу. Уставшие от постоянных лишений солдаты рассчитывали, что теперь они смогут обрести то, чего им так недоставало в последние месяцы: теплую еду, кров и мягкую постель.

И действительно, поначалу все шло неплохо. Местный люд встречал нас как героев, прославляя на каждом углу имена предводителей похода – короля Владислава, Яноша Хуньяди и в особенности Георгия Бранковича, владыку этого края. Нас с почетом принимали во всех городах, через которые лежал наш путь, в церквях при нашем приближении не смолкали колокола, и все жители сбегались посмотреть на триумфальное возвращение армии крестоносцев.

К сожалению, это продолжалось недолго, и вскоре мы стали получать первые тревожные сообщения о насилии и убийствах, чинимых нашими солдатами. Воевода повелел расследовать каждое такое дело и жестоко наказывать преступников, но это не помогало – донесения продолжали приходить с пугающей регулярностью.

Я знал, что причиной беспорядков является голод, неотступно следовавший за нашей армией. Местные жители старались обеспечить нас всем необходимым, как могли, однако этого катастрофически не хватало, и в войске началось брожение. В адрес сербов посыпались обвинения в сговоре с турками, мол, те хотят заморить крестоносцев голодом. Кто-то даже распустил слух, что крестьяне намеренно прячут зерно в амбарах, лишь бы оно не досталось войску. Разумеется, это была наглая ложь. После суровой зимы крестьяне и сами едва сводили концы с концами, но мало кого из оголодавших солдат это волновало.

Конечно, железная дисциплина, которой была спаяна наша армия, и суровые наказания охлаждали многие горячие головы, но даже этого оказалось недостаточно. Некоторые солдаты, дезертировавшие из войска, сбивались в разбойничьи шайки и терроризировали местное население. Бывали случаи, когда целые деревни брались за вилы, чтобы защитить себя от таких набегов.

Конечно, в глазах простых обывателей все это не прибавляло доблести крестоносцам. Но хуже всего было то, что эти события внесли серьезный раскол в ряды нашей собственной армии. Сербы стали недружелюбно смотреть на венгров и поляков, а те платили им той же монетой.

Когда взаимное недоверие вылилось в несколько стычек с кровавым исходом, Георгий Бранкович решил принять жесткие меры. В первую очередь он сформировал ополчение для поиска дезертиров и объявил большую награду за каждого пойманного беглеца – живого или мертвого. Затем сербский деспот приказал арестовать всех зачинщиков беспорядков внутри войска. Многие из арестованных были венграми, и Янош Хуньяди потребовал немедленно передать этих пленников ему, чтобы он самолично определил вину каждого из них. Однако Бранкович ответил отказом и вскоре приговорил всех заключенных к смертной казни, чем вызвал еще больший гнев воеводы.

«Что он себе позволяет! – кричал Хуньяди, вздымая сжатые кулаки. – Как он смеет арестовывать моих солдат! Возможно, я бы и сам их всех перевешал, потому что ценю дисциплину превыше всего, но отныне все будут думать, что я не в состоянии постоять за своих людей. Скажи мне, какой авторитет теперь будет у меня в глазах всего войска?»

Я молчал, не желая попасть под горячую руку, и надеялся, что эта буря скоро утихнет. Однако с каждым днем становилось только хуже. Даже Владислав оказался не в силах помирить своих двух главных союзников.

Сейчас, когда пленных дезертиров проводили мимо рядов нашей армии, я высматривал венгерского воеводу, но он на казнь так и не явился. Некоторая часть его окружения тоже отсутствовала, зато Георгий Бранкович восседал на самом видном месте в окружении всей своей свиты, внимательно наблюдая за происходящим.

И вот заключенных вывели на большое поле, где находился наскоро возведенный эшафот. На помосте стояли палач с двумя помощниками, несколько солдат, а также католический священник. Процессия остановилась, и стражники начали отвязывать заключенных от массивной цепи, которую они волочили за собой. Затем солдаты выстроились кольцом вокруг эшафота, и казнь началась.

Приговоренные, словно только сейчас придя к осознанию, что их ждет, с ужасом отпрянули от эшафота, некоторые в отчаянии даже попытались прорваться сквозь оцепление, но все оказалось бесполезно. Солдаты без всякой жалости били их древками копий до тех пор, пока снег не окрасился кровью, а несчастные не сбились в кучу. Порядок был восстановлен.