Читать книгу - "Бог Войны - Бернард Корнуэлл"

Земли к северу от Мерза пришли в упадок. Фермы были заброшены, амбары опустошены, скот угнан на юг, хотя пять раз нам встретились стада, гонимые на север. Ни одного большого, в самом маленьком было семь, в самом крупном — пятнадцать коров.

— Это норвежцы, — сухо сообщил Финан, расспросив пастухов первого стада.

— Боятся фуражиров из Честера? — предположил я.

— Наверняка, — ответил он. — Или собираются продать молоко и мясо Анлафу. Забрать их скот на юг?

— Пускай идут.

Мне не хотелось замедлять темп из-за животных, и меня не волновало, что Анлафу достанется немного говядины, поскольку направляющееся на юг войско наверняка уже собрало достаточно скота и будет неплохо питаться. Я обернулся в седле и увидел курящийся дым, который отмечал горящие усадьбы саксов. Без сомнения, к северу от нас находилось вторгшееся войско, но, похоже, оно остановилось по меньшей мере на расстоянии дня пути от Мерза.

Я много времени провел в Честере и хорошо знал этот край, полоску непокорной холмистой земли. Наполовину её заселяли саксы, не ладившие с соседями — данами и норвежцами, которые в ту пору, когда я командовал честерским гарнизоном, любили пробираться в Мерсию и красть скот. Мы не оставались в долгу и много раз с ними дрались, и я как раз вспоминал жестокие схватки, как вдруг увидел, что впереди возникла проблема.

Последнее, самое крупное стадо шло на север. Погонщики отказались убрать скот с дороги, высокая и крупная женщина раскричалась на наш авангард — Эгиля с парой десятков воинов. Я пришпорил Снаугебланда, чтобы посмотреть, как женщина ругается и плюётся в норвежцев. Данка, видимо, потребовала сказать, куда мы идём, и, услышав, что в Честер, стала обзывать нас предателями.

— Вы должны драться за старых богов! Вы же норвежцы! Думаете, Тор позволит вам выжить? Будьте вы прокляты!

Люди Эгиля заволновались, и, чтобы их успокоить, подъехавший ко мне Эгиль ответил женщине, что она ничего не понимает.

— Наши враги тоже христиане, женщина. Или ты думаешь, Константин носит молот?

— Константин сражается вместе с нашими людьми!

— А мы сражаемся за нашего лорда, — возразил Эгиль.

— Христианина? — усмехнулась крепкая краснолицая женщина лет сорока-пятидесяти от роду.

Остальные полдюжины пастухов были либо стариками, либо мальчишками, а значит, ее муж и другие здоровые мужчины отправились на север, к войску Анлафа.

— Плевала я на вашего лорда, — сказала она. — Пусть захлебнется своей христианской кровью.

— Он язычник, — сказал скорее позабавленный, чем оскорбленный Эгиль, указывая на меня, — и славный человек.

Женщина уставилась на меня и, вероятно, разглядела мой молот. Она сплюнула.

— Идешь к саксам?

— Я сакс, — произнес я на ее родном датском.

— Тогда я проклинаю тебя, — сказала она. — Проклинаю за то, что предал богов. Проклинаю тебя небом, морем и землей, что станет тебе могилой. — Ее голос становился все громче. — Проклинаю огнем, водой, пищей, что ты ешь, и элем, что ты пьешь! — На каждой фразе она тыкала в меня пальцем. — Проклинаю твоих детей, пусть умрут в муках, пусть черви подземного мира грызут их кости, пусть ты будешь вопить в Хеле во веки веков, пусть кишки твои сводит бесконечной болью, пусть...

Ей не удалось закончить. Позади меня раздался крик, и я увидел всадника, отделившегося от группы слуг, которые вели наших вьючных лошадей. Крик был женский. Всадница в черном плаще с капюшоном подскакала к ней, спрыгнула с седла и, не переставая кричать, повалила более крупную противницу на землю. Я ничего не понимал, но ярость различил безошибочно.

Это была Бенедетта. Она уселась на свою противницу и колотила ее по лицу кулаками, продолжая яростно вопить. Мои люди подбадривали ее. Я тронул пятками Снаугебланда, но смеющийся Эгиль остановил меня.

— Оставь ее, — сказал он.

Застигнутая врасплох данка тяжело дышала, но уже приходила в себя. К тому же она была намного тяжелее Бенедетты. Она поднатужилась, пытаясь сбросить более слабую соперницу, но Бенедетте удалось её оседлать, и, продолжая кричать, она молотила кулаками по багровому лицу противницы, уже залитому кровью из разбитого носа. Данка ударила Бенедетту, к счастью, та заблокировала удар предплечьем, однако умолкла, внезапно осознав опасность. Я снова подался вперед, и Эгиль снова остановил меня.

— Она победит, — сказал он, хотя я не представлял как.

Бенедетта оказалась сообразительнее меня. Она нащупала на краю дороги камень и ударила им женщину в висок.

— Ой, — ухмыльнулся Финан. Мои люди, и норвежцы, и саксы, хохотали и улюлюкали, и улюлюканье стало громче, когда оглушенная данка повалилась, разинув рот, а в ее жидких волосах показалась кровь.

Бенедетта что-то рычала по-итальянски. Я немного выучил этот язык и, кажется, узнал слова «мыть» и «рот», а потом она зачерпнула правой рукой пригоршню влажного коровьего навоза.

— О нет, — ухмыльнулся Финан.

— О да! — обрадовался Эгиль.

— Ti pulisco la bocca! — взвизгнула Бенедетта и шлепнула пригоршню навоза прямо в открытый рот женщины. Та начала отплевываться, и Бенедетта, не желая забрызгаться навозом, встала. Она наклонилась и вытерла руки об юбку женщины, затем повернулась ко мне.

— Ее проклятья не сработают. Она говорит дерьмо? Пусть поест дерьма. Я затолкала все зло обратно ей в глотку. Все кончено! — Она повернулась, плюнула на женщину и снова села на лошадь. Мои воины продолжали веселиться. Какой бы ущерб костлявая женщина ни нанесла людям Эгиля, Бенедетта все исправила. Воины любят драки, обожают победителей, и Бенедетта превратила дурное предзнаменование в доброе. Она подъехала ко мне.

— Видишь? Я нужна тебе. Кто еще сможет отвести зло?

— Тебе здесь не место.

— Я была рабыней! — воинственно заявила она. — И всю жизнь мужчины говорили мне, что делать. Теперь ни один мужчина не может мне приказывать, даже ты! Но я защищаю тебя!

— Я сказал своим воинам, что они не могут взять с собой женщин, — сказал я.

— Ха! Со слугами идет много женщин! Вы, мужчины, ничего не знаете.

Что, вероятно, было правдой и, откровенно говоря, меня согревало ее присутствие.

— Но если будет битва, держись в стороне! — настаивал я.

— А если бы я осталась в Беббанбурге? Кто защитил бы тебя от проклятий той женщины, а? Скажи!

— Тебе не победить, — весело заметил Эгиль.