Читать книгу - "Смертельный выстрел - Томас Майн Рид"

Хелен, в свою очередь, мучилась страшным подозрением относительно того, кому принадлежит тело, касающееся ее сейчас. Она подозревала в нем человека хуже изменника – убийцу! Если это так, то какая же судьба ждет ее? Так стоит ли удивляться, что девушка билась в рыданиях и взывала к милосердию Бога.

Внезапно наступила тишина, шум и плеск воды прекратились. Копыта затопали по рыхлому песку, а затем по твердой почве. Некоторое время продолжался подъем, затем, на ровном грунте, лошади остановились одна подле другой.

– Поезжай лучше впереди, Билл, – сказал тот, что вез Хелен. – Я плохо помню, где та тропинка, что ведет к большому дереву.

– Да, лейтенант! Я уверен, что найду место развилки.

Стало окончательно ясно, что их похитители – не индейцы. Улеглись и страхи Джесси насчет Фернанда. Судя по голосу, к Биллу обращался не полукровка. Это немного приободрило ее. А вот Хелен напротив! Хотя всадник говорил приглушенно, она поняла, что уже слышала этот голос прежде. Раньше он казался ей неприятным, теперь стал просто отвратительным.

– Вперед! – снова заговорил этот человек, отдав приказ.

Но Билл не спешил повиноваться.

– Извините, лейтенант, но мне сдается, что нет смысла ехать к дубу. Я знаю, что капитан велел ждать под ним. Но почему бы нам не остаться здесь? Наши, скорее всего, скоро вернутся. Им всего и дел, что забрать серебришко, и я уверен, что оно уже так же надежно у них в руках, как эта вот пара юбок в наших. К тому же они, опасаясь погони, наверняка едут быстрее нас. Отсюда до большого дерева такая скверная тропа, колючки раздерут нам все бока, не говоря уж о лицах. По-моему, лучше ждать здесь, пока они не присоединятся к нам.

– Нет, – возразил другой властно. – Мы не должны оставаться здесь. Почем знать, что могло случиться с ними? Представь себе, что им пришлось сражаться, а затем бежать через верхний брод? В таком случае…

– В таком случае, – перебил его несговорчивый Билл, – нам лучше всего не останавливаться, а ехать к главной нашей стоянке на реке. Что скажете?

– Что в этой идее что-то есть, – отозвался лейтенант. – Но едва ли их ждут затруднения. Индеец-полукровка говорил, что у него все отлажено, как часы. Наши наверняка поедут по этой дороге, а нам не следует двигаться без них. Есть еще одна причина, о которой ты не подумал. Ни ты, ни я не знаем хорошо дороги по верхней равнине. А уж лучше оказаться в аду, чем заблудиться там!

После этого богохульства последовала недолгая пауза, оба всадника явно решали, как быть дальше.

– Вот что, Босли, – заговорил наконец лейтенант, в первый раз обратившись к Биллу по фамилии. – В прериях, как и везде, человек должен быть верен слову и держать его, если может. Будь у нас время, я рассказал бы тебе поучительную историю об одном субъекте, который пытался, да не смог. Такой курс самый правильный в большинстве случаев, и в нашем тоже. Мы можем наделать много бед, отступив от намеченного плана, который обязывает нас ждать под дубом. К тому же у меня есть еще одна причина оказаться там. Ты о ней не знаешь, да тебе и ни к чему. Время поджимает – едем дальше. Показывай дорогу!

– Есть! – отозвался Билл тоном сдержанного недовольства. – По мне так все равно, стоять или ехать. Хотя я и предпочел бы первое. Признаюсь, я жуть как устал от этой обузы за спиной. Может, она и раскрасавица, да только мне хочется поскорее избавиться от нее. Вот приедет капитан и заберет ее, чему я буду рад, как цветам в мае.

С этим поэтичным вступлением упрямый подчиненный тронул коня. По главной дороге он проехал совсем немного, и вскоре свернул налево, на почти неразличимую в темноте тропу. Тем не менее Билл вел лошадь с уверенностью человека, хорошо знающего путь.

Листва близко стоящих деревьев образовывала арку, под которой всадники скрылись, как в туннеле. Лошади шли, и преграждающие путь лианы лопались под напором их груди, ударяя по коленям наездников, тогда как поросль наверху, зачастую усеянная шипами, угрожала располосовать им кожу на лицах.

По счастью для пленниц, их головы защищали серапе. Но все было пустяком – шипы, царапающие щеки, показались бы им ничтожной бедой по сравнению с болью, терзающей их души. Девушки не жаловались, не говорили ни слова. Отчаяние лишило их дара речи. Увлекаемые по ночной тропе, они чувствовали себя как мученицы, которых везут на костер или на эшафот.