Читать книгу - "Мореплаватели XVIII века - Жюль Верн"

Мирные настроения островитян побудили Андерсона и художника Уэббера совершить прогулку в глубь страны. Вскоре они очутились перед «мораи» (святилище), во всем напоминавшем таитянский. Это открытие, а также сходство наречий подтвердили предположения англичан о родственности жителей Гавайских островов и Таити. В отчете Кука имеется гравюра, изображающая внутренний вид посещенного им «мораи». Там стояли две статуи, верхнюю часть головы которых покрывала высокая цилиндрическая шапка, похожая на те, что украшали монолиты на острове Пасхи. Это сходство, во всяком случае, наводит на размышления.

Кук простоял в бухте Уаи-Меа еще два дня и не мог нарадоваться на удачную торговлю с гавайцами; затем он исследовал соседний остров Ниихау. Несмотря на все желание командира подробно изучить столь интересный архипелаг, он поднял паруса и лишь издали видел остров Оаху и риф Тахура; он дал архипелагу общее название Сандвичевых островов, в настоящее время замененное местным названием Гавайские.

Крепкие, хорошо сложенные, хотя и невысокие, гавайцы, по описанию Андерсона, обладают прямодушным честным характером. Они менее серьезны, чем жители островов Тонга, но в то же время не так легкомысленны, как таитяне. Трудолюбивые, ловкие, умные, они возделывали плантации, свидетельствовавшие о некоторых познаниях в сельском хозяйстве и, конечно, о склонности к земледелию. Они проявляли к европейским изделиям не только обычное детское любопытство, которое англичанам столько раз приходилось наблюдать, но и расспрашивали об их назначении, и, казалось, испытывали некоторую грусть при мысли о своей отсталости.

Гавайские острова были, по-видимому, густо заселены; число жителей одного только острова Кауаи англичане определяли в тридцать тысяч человек. Манера одеваться, выбор пищи, способы ее приготовления, общий уклад жизни – все напоминало Таити. Сходство этих двух народов, разделенных значительным морским пространством, служило пищей для размышления англичан.

Во время первого посещения Куку не пришлось иметь дело с каким-нибудь вождем; но капитана «Дисковери» Кларка один из них под конец посетил. То был молодой, хорошо сложенный человек, с головы до ног завернутый в ткани; туземцы выражали ему почтение, простираясь перед ним. Кларк подарил ему несколько вещиц и взамен получил украшенную двумя довольно искусно вылепленными фигурками чашу, служившую для

«кава» – любимого напитка как гаванцев, так и жителей островов Тонга.

Оружие туземцев состояло из пращи, дубинок и копий (последние делались из твердого крепкого дерева) и своеобразного заостренного с обеих сторон каменного кинжала, называвшегося «пахоа». Как и на островах Тонга, обычай «табу» был повсеместно распространен, и гавайцы, прежде чем дотронуться до предметов, которые им показывали, неизменно осведомлялись, не являются ли они «табу».

27 февраля Кук возобновил путь к северу и вскоре заметил много водорослей. 1 марта корабли взяли курс на восток к берегам Америки и по прошествии пяти дней очутились в виду Нового Альбиона, названного так Френсисом Дрейком.

«Резольюшен» и «Дисковери» продолжали двигаться открытым морем вдоль берега. Кук заснял мыс Бланко, виденный уже Мартином д'Агиларом 19 января 1603 года: когда-то географы считали, что поблизости оттуда находится широкий вход в пролив, открытие которого они приписывали этому мореплавателю. Вскоре англичане достигли района пролива Хуан-де-Фука, но так и не обнаружили его, хотя этот пролив действительно существует и отделяет от материка остров Ванкувер.

Немного времени спустя Кук увидел на 49°15' северной широты бухту, названную им Хоп (Надежда). Он бросил там якорь, чтобы набрать воды и дать отдых усталой команде. Берег был населен, и к кораблям приблизились три челнока.

«Один из дикарей, – рассказывает Кук, – встал, произнес длинную речь, сопровождая ее жестами, принятыми нами за приглашение сойти на берег. Одновременно он бросил в нашу сторону перья, а некоторые из его товарищей швырнули в нас горсти пыли или какого-то красного порошка; туземец, выступавший в роли оратора, был одет в шкуру и держал в каждой руке по какому-то предмету; размахивая ими, он извлекал из них звуки, похожие на стук детской погремушки. Устав от произнесения речи и поучений, из которых мы ни слова не поняли, он решил отдохнуть; двое из его спутников, один за другим, взяли слово; но их речи оказались не такими длинными, и они говорили не с такой горячностью».

У некоторых туземцев лица были раскрашены самым причудливым образом, а в волосы воткнуты перья. Хотя они проявляли мирные намерения, ни один из них не поддался уговорам подняться на палубу.

Когда корабли стали на якорь, командир приказал отвязать паруса, убрать стеньги[114]и снять фок-мачту «Резольюшен», нуждавшуюся в починке. Вскоре начался обменный торг с индейцами, проявлявшими исключительную честность. Они приносили шкуры медведей, волков, лисиц, оленей, хорьков, куниц и больше всего морских выдр, встречающихся на островах к востоку от Камчатки; кроме того, они предлагали одежду, изготовленную из какой-то разновидности конопли, луки, копья, рыболовные крючки, уродливые фигурки, что-то вроде шерстяных или льняных тканей, мешочки, наполненные красной охрой, деревянные чурки с резными изображениями, медные и железные украшения в форме подковы, которые они подвешивают к носу.

«Из числа предлагавшихся нам вещей больше всего нас поразили человеческие черепа и кисти рук с еще сохранившимся на них мясом; туземцы совершенно ясно дали нам понять, что остальное они съели; и действительно эти черепа и руки, как мы сами убедились, побывали на костре».

Англичане не замедлили обнаружить, что туземцы были такими же ловкими ворами, как и все остальные, виденные ими до тех пор. Их следовало считать даже еще более опасными, так как, обладая железными инструментами, они без труда перерезали веревки. К тому же они, замышляя кражи, действовали хитроумно: несколько человек развлекали часового, находившегося на одном конце корабля, в то время как остальные обдирали железо на другом конце.

Индейцы продали также некоторое количество хорошего жира и много рыбы, в том числе сардин.

Когда покончили с необходимыми работами по ремонту кораблей и погрузили траву для немногих оставшихся коз и овец, Кук 26 апреля 1778 года снялся с якоря. Месту своей стоянки у острова Ванкувер он дал название залива Кинг-Джордж, туземцы называли его Нутка.

Как только корабли вышли в открытое море, налетела сильная буря и на «Резольюшен» обнаружилась течь под скулой правого борта. Подхваченные ураганом, корабли быстро продвигались к северу и миновали то место, где, по мнению географов, должен был находиться пролив Адмирала де Фонте;[115]Кук очень жалел об этом, так как ему хотелось внести ясность в спорный вопрос.