Читать книгу - "Последний тайник - Фернандо Гамбоа"

Мы рассчитывали прибыть в пункт назначения на следующий день, где-то после полудня, а затем разыскать там ремесленника, о котором говорил Даниэль. Когда мы ходили с Даниэлем по пристани в Кориумэ, ближайшем от Томбукту поселке, расположенном на берегу Нигера, и подыскивали лодку, он рассказал нам, что в очень многих населенных пунктах Мали до сих пор хранятся сотни древних пергаментов, тщательно сберегаемых потомками клана Кати. В течение нескольких столетий представители этой известной семьи постепенно покидали Томбукту и оседали в различных поселках и деревнях близлежащих регионов Африки, увозя с собой частичку фондов знаменитой библиотеки, чтобы уберечь ценные рукописи от загребущих рук арабских, африканских и французских завоевателей.

— Даже не верится! — воскликнула Касси, стараясь перекричать шум мотора. — Если бы месяц назад мне кто-нибудь сказал, что я буду плыть по африканской реке на деревянной лодке, сидя на мешке с рисом, я ответила бы этому человеку, что он сумасшедший!

— Ты жалеешь о том, что приехала сюда? — спросил я, тоже стараясь говорить погромче.

— Вовсе нет! Последние несколько дней были самыми интересными в моей жизни! Я еще никогда не испытывала таких острых ощущений!

— Вот и прекрасно! Позволь тебя заверить, что здесь, в Мали, острых ощущений у тебя будет хоть отбавляй!

Незадолго до захода солнца хозяин лодки направил ее к северному берегу реки и, причалив, жестами показал нам — он ни слова не говорил по-французски, — чтобы мы помогли его матросу перегрузить на берег часть перевозимого продовольствия. После этого нам нужно было подготовиться к ночлегу и установить рассчитанный на пятерых человек шатер типа берберского, о котором пол устилался несколькими циновками. Мы охотно взялись за эту работу, и благодаря нашим усилиям шатер был поставлен в два раза быстрее, чем если бы этим занимался только один человек. В результате у матроса высвободилось время для рыбалки, и он, закинув удочки, через некоторое время вытащил из реки парочку окуней. Мы поджарили рыбу на рашпере и поужинали, запивая ее почти холодным пивом, которое везли с собой, предусмотрительно обложив льдом.

Хозяин лодки во время путешествия по реке вел себя очень сдержанно, и я удивился, когда он, оказавшись на берегу, вдруг начал что-то тараторить на своем языке, а затем, пренебрегая канонами ислама, от души приложился к нашим запасам пива. Он объяснил нам — не столько словами, сколько жестами, — что его зовут Мухаммед, что живет он торговлей и рыбной ловлей и что эта лодка является для него не только средством передвижения, но еще и домом. По окончании ужина, сидя вчетвером вокруг костра в ожидании, когда закипит вода в подвешенном над огнем чайнике, мы поинтересовались, а что за человек его помощник. Хозяин лодки равнодушно пожал плечами и ответил, что его помощника тоже зовут Мухаммед.

— Он — ваш сын? — с помощью мимики и жестов спросила Касси.

Мухаммед, которого, по-видимому, очень возмутил ее вроде бы невинный вопрос, демонстративно плюнул на землю и с презрением посмотрел на своего тезку, который в этот момент старательно собирал наши пластиковые тарелки, чтобы затем помыть их в реке.

— Эмбех бозо! — с высокомерным видом воскликнул хозяин лодки, показывая пальцем на себя. Затем, махнув рукой в сторону помощника, он, скривившись, добавил: — Белла. — После этого он опять плюнул на землю, а затем свел вместе свои запястья так, как будто бы они были связаны.

— Что хочет сказать нам этот человек? Может, его друг — преступник? — спросила Кассандра.

Взглянув на освещенное пламенем костра лицо Касси, я грустно улыбнулся.

— «Друг» в данном случае не совсем подходящее слово.

— Наш тщеславный товарищ по ужину хочет сказать, что он и его помощник принадлежат к разным народностям, — с готовностью объяснил профессор Кастильо. — Хозяин лодки принадлежит к народности бозо, которая занимается главным образом торговлей и рыбной ловлей, а наш молчаливый матрос — представитель народности белла, выходцы которой, насколько я помню из путеводителя, традиционно являются в этой части Африки рабами других народностей, чаще всего туарегов. — Увидев, что Касси удивленно подняла брови, профессор добавил: — Пока вы в лодке любезничали друг с другом, я читал путеводитель по Мали. Иначе зачем было брать его с собой?

— У туарегов были рабы? — ошеломленная этой новостью, пролепетала Кассандра.

Профессор с горечью посмотрел на нее.

— Дорогая моя, рабы у них не «были» — они у них есть.

— Разве такое возможно? — горячо воскликнула Кассандра, с недоверием глядя на профессора. — Рабство отменили больше ста лет назад!

— Касси, профессор, к сожалению, прав, — вмешался я. — Во многих регионах Африки до сих пор существует рабство, причем в самой гнусной форме. И здесь, в Мали, и в таких странах, как Сомали и Судан, целые деревни периодически подвергаются нападению вооруженных банд, которые насильно уводят женщин и детей, а затем продают их, как обычную скотину.

У Кассандры от изумления округлились глаза.

— А почему никто не пытается этому помешать? — возмущенно вскрикнула она, всплеснув руками. — Куда смотрят ООН, ЮНИСЕФ и различные всемирные организации, которые борются за права человека? Неужели я — единственный человек в мире, которому все это кажется чудовищным?

— Конечно нет, Касси. Однако Африка — это континент, до которого никому нет дела. Африка на географической карте подобна черной дыре. Мы знаем, что здесь есть носороги и гориллы, которые находятся под угрозой вымирания, и хотим им помочь. Однако в то же время мы стараемся закрывать глаза на такие вещи, которые в другой части мира вызвали бы бурю протеста. А ведь здесь буквально каждый день происходят жуткие драмы, и главные жертвы в них — люди.

— Я даже представить себе не могла, что в наши дни может быть такое… — удрученно прошептала Касси.

— Я понимаю тебя, — сказал я, — но, к сожалению, все это — правда жизни.

Кассандра посмотрела на матроса, представителя угнетенной народности белла, мывшего в этот момент посуду в реке.

— Значит, ты думаешь, что он…

— Вероятно, да.

— Но ведь он мог 6ы убежать. Почему он этого не делает?

— Наверное, ему просто некуда бежать, — предположил я, пожимая плечами. — Вполне возможно, что такая вот судьба — это самое лучшее из того, что ждет его в жизни.

Касси обожгла меня гневным взглядом.

— Быть рабом — это самое лучшее из того, что может ждать его в жизни?! Да разве ж это жизнь? Без какой-либо надежды на счастье!

— Надежды на счастье? — спокойно повторил я. — Дорогая моя, позволь тебе напомнить, что мы находимся не где-нибудь, а в Африке. Здесь надежда на счастье заключается в надежде на то, что на ужин будет что поесть.

— По-моему, ты высказываешься слишком цинично.

— Это не цинизм. К тому же цинизмом в Африке никого не удивишь.