Читать книгу - "Нелегал из Кенигсберга - Николай Черкашин"

— А дети есть? — спросил Северьянов, разглядывая портрет бывшего хозяина дома.

— Дачка одна. В Гародне с мужем живе.

— А у нее дети есть?

— Дзве дзяучынки! — улыбнулась Франя.

Северьянов тоже улыбнулся:

— Французы говорят: дети могут быть хорошими и плохими, а внуки — всегда изумительны!

— А у вас дети ёсць?

— Еще не обзавелся, — вздохнул майор. — Но пора уже…

На третьи сутки «пёсотерапии» вокруг раны исчезла синюшность, а сама она стала затягиваться розовой каемкой. «Ай да Яшка! Франя ему, должно быть, полкрынки сметаны скормила». Да еще Сергей в благодарность подсовывал псу шкурки от сала. На четвертый день Сергей уже смог наступать на ногу и ходить худо-бедно без посторонней помощи. Все дружно восхищались Яшкой и народной медициной. Но вскоре остро встал вопрос: что делать дальше? Куда идти? Лобов рвался в Минск, где, как он надеялся, его ждала Ирина.

— Надо идти в Минск! Минск — не Брест. Минск им не сдадут.

— Хорошо, коли так… — задумчиво соглашался Северьянов. — До Минска отсюда километров триста. Это нам топать почти неделю. Нога-то сдюжит? Рана не откроется?

Самому ему не очень хотелось в Минск. Ничего хорошего его там не ждало и ждать не могло: «Немцы в Минске — плохо, наши там — еще хуже, сразу же выяснять начнут кто такой, откуда? Шила в мешке не утаишь. Дознаются — сразу на Лубянку отправят, невозвращенца поймали. А там разговор короткий… Вернуться в Мемель к Вейге? И снова зажить тихой жизнью местного бюргера? Подловато будет, когда другие воюют. Это уже на дезертирство тянет, товарищ майор…» Северьянов терялся в выборе окончательного решения, и это лишало его душевного покоя и ночного сна. В конце концов он согласился с Лобовым — надо добраться до Минска, а там многое станет ясно. В Минск положили идти через сутки. Заготовили еду на дорогу, нашли Лобову гражданский костюм, оставшийся от покойного мужа Франи. Но Сергей наотрез отказался менять гимнастерку на пиджак.

— Да меня из газеты сразу попрут! Скажут, струсил и петлицы спорол. Я так пойду. Погибать — так в форме, а пробьемся, так, значит, тому и быть.

— Ну, смотри! — пожимал плечами Северьянов. — В форме добираться до Минска будет много труднее… Давай мне костюм, я в нем пойду. А то эта хламида тоже глаза режет.

На другой день решили накосить напоследок Фране сена, а с раннего утреца и двинуться в нелегкий путь.

— Сначала доберемся до Баранович, — рассуждал Северьянов, — а там сориентируемся что к чему.

Траву косили в две косы. Сергей делал упор на здоровую ногу. Косил он лучше, чем майор, — студентом на практике не одну копну сена сметал. Разделся по пояс, подставив белую спину под щедрое — июльское уже — солнышко. Жаворонки заливались из небесной выси, славя древний труд косарей. Растелешился и Северьянов, такой же сметанно-белый, как и его сотоварищ. В полдень развязали узелок, собранный им Франей, и налегли на бульбу с салом.

— Хороший хозяйка хлеб печет, — хрустел горбушкой Лобов. — В Минске такого не попробуешь.

И тут хлеб стал у него в горле комом: двое конных приближались к ним со стороны Пороховни. Одеты они были в полувоенную одежду: солдатские шаровары, вправлены в сапоги, но оба в пиджаках и кепках. За спинами торчали винтовки-трехлинейки.

— Эй, мужики! — крикнул один из всадников. — Вы здешние?

«Наши!» — отлегло от сердца у Сергея, но тут же оно заныло снова: на рукавах у незнакомцев белели повязки с черной надписью «Polizei».

— Да батрачим мы тут на хуторе… — неопределенно ответил Северьянов.

— Сами-то откуда?

— Из Бреста.

— Ну, ясно, что не местные. Документы есть?

— Вон наши документы! — кивнул майор на косы и показал ладони с белыми, только что набитыми мозолями.

— Сдается, мужики, что вы военные, — прищурился чубатый всадник с рябым лицом. — Вон у кореша твоего галифе командирского фасону.

Крыть было нечем, Лобов и в самом деле был в темно-синем галифе с черным кантом. И все же Северьянов попытался отбиться:

— Да сняли тут с одного жмурика. Не пропадать же добру.

Однако на рябого это не подействовало.

— Шагайте, ребята, с нами. У нас разберемся. Косы здесь пока кидайте!

У Лобова под кустом лежала и гимнастерка, но он сделал вид, что пришел на косьбу в одной майке. Так в ней и пошел — босиком и в майке. Сапоги — хромовые — тоже могли выдать его принадлежность к комсоставу. «Эх, прав был майор — уж лучше по-гражданке. Может быть, и сошло…»

Они вышли на гать, ведущую в деревню. Впереди ехал молодой полицай в клетчатой кепке и перепоясанным ремнем пиджаке. За хвостом его каурого жеребца шагал Лобов, за ним Северьянов и замыкал процессию чубатый на игреневой кобыле. Майор лихорадочно искал выход из гиблого положения. «Справа и слева — трясина, никуда не убежишь… Впереди — допросы и скорее всего расстрел. Возможно, в деревне остальной отряд, а эти патрулем на хутор проехали. И откуда такие гниды берутся? Немцам в услужение пошли! А ведь были же своими или такими считались… Впрочем, было бы дерьмо, а мухи найдутся…»

Решать и действовать надо прямо сейчас. Промедление смерти подобно!

Хорошо, что их не обыскали. Это шанс, и притом немалый: в кармане домотканых дедовских брюк лежал наган. Теперь вся надежда на него. Северьянов привычно проигрывал ситуацию, словно шахматный этюд, где надо ставить мат в два хода, то есть в два выстрела. «Первый — в чубатого. И без промаха и осечек, иначе хана. Головной полицай на первый выстрел обернется и скинет с плеча винтовку, прицелится… На все про все уйдет секунды три-четыре. Значит, надо уложиться в это время. Эх, Серега, зря ты оставил оружие в хате… Это как без Бога, не до порога; без нагана не до дивана. Главное, чтобы ты под пулю не угодил…»

Майор обернулся к чубатому.

— Хорошая лошадка! Можно ей хлебца дать?

— Дай, — ухмыльнулся тот.

Северьянов сунул руку в карман, нащупал наган и взвел курок. Осторожно, стараясь ни за что не зацепить его, вытащил и тут же направил на конвоира. У того округлились глаза и рука дернулась к винтовочному погону. Поздно! Выстрел почти в упор. Чубатый хватанул ртом воздуха и стал оседать на переднюю луку… «Теперь молодой. Ага!» Он уже обернулся и винтовку с плеча скинул… Выстрел! «Мимо!» А полицай уже целится. «Успеет, гад!» Гулко бабахнул винтовочный выстрел, не в пример наганному… Пуля прошила воздух рядом со щекой — конь оскользнулся на мокром бревне. «Ну, а теперь получай, скотина!» Лунь пошире расставил ноги и с двух рук вскинул наган. На сей раз без промаха всадил пулю под самый козырек клетчатой кепки — в лоб. Лицо полицая тут же залилось кровью, сам он, уронив винтовку, рухнул с седла, а жеребец, напуганный выстрелами, метнулся с настила и угодил в трясину по самое брюхо. Ну, вот и мат, пусть не в два, но в три хода, в три наганных выстрела.