Читать книгу - "Гатчинский коршун - Андрей Величко"

– Поучительная история,– усмехнулся Гоша,– надеюсь, ты сделаешь из нее соответствующие выводы. Мне, кстати, тоже не помешает вставить в свою новогоднюю речь пассаж о постигших нас в прошедшем году невосполнимых потерях…

Под Новый год мы собирались ввести – пока только в Москве и Питере – радиотрансляцию. Может, кто-нибудь еще помнит свое достаточно далекое детство, непременным атрибутом которого была висящая на стене черная говорящая тарелка? Вот что-то такое мы и собирались запустить. И заодно создать традицию новогоднего обращения императора к народу. Но чего поучительного Гоша нашел в том, что небезызвестный Гнида почил в бозе? Выжрал с вечера чуть больше обычного и просто не проснулся утром. Примерно так я и спросил.

– Ты лишил его перспективы,– пояснил его величество.– В системе седьмого отдела потолок – звание генерального следователя. Ни по какой другой линии Гнида расти не мог, а по этой стало дальше некуда, как только ты сделал его генеральным. Вот и ослаб внутренний стержень у человека, а с его наклонностями этого оказалось достаточно. Кстати, нечто похожее произошло и с Беней, помнишь? Как только он убедился в недостижимости своей мечты – стать третьим, а со временем вторым человеком в империи, он и пустился во все тяжкие. Кстати, ты бы к своей Танечке на эту тему присмотрелся.

– Уже. У нее, насколько я понял, мечта очень удобная, в смысле ее так просто не достигнешь. Во-первых, ей не очень важно, вторая она или четвертая, но чтоб первая среди тайных! А во-вторых, не в какой-то частной империи типа Черногорской или Российской, а мировой. Не обязательно она так должна называться, но суть должна быть именно такой. Так что до исполнения этой ее мечты еще дожить надо… Да и потом, у нее семья. А на тебя, как я посмотрю, беседы с Борей произвели сильное впечатление?

– А как же! Не помню, кто это кого обозвал глыбой и матерым человечищем, но он точно говорил про Фишмана!

Я расхохотался. Действительно, учитывая Борины габариты… Когда он летал на нашем с ним самодельном самолете, для сохранения центровки в нос приходилось крепить пудовую гирю. С возрастом Боря заматерел, но исключительно вширь и только в районе талии. Хотя, конечно, его убеждения… Боря искренне считал себя представителем, как любил говорить Леонид Ильич, новой исторической общности людей. Как я понимаю, именно из-за этого, а не из-за злостного нежелания учить иврит, он и пересобачился со всеми своими родственниками. Хотя мне он казался самым обычным великодержавником. Кстати, для должной весомости я произвел Борю в генеральные комиссары, так что сейчас в Георгиевске рулил радиозаводом и быстро набирал авторитет «советский человек» – маленький, толстый и лысый еврейчик в мундире гауптштурмфюрера.

На третий день нового, 1907 года я полетел в Георгиевск: Боря передал, что он вполне вник в ситуацию и уже приступил к ее исправлению, тем более что я напортачил не так уж и много. На аэродроме мне сказали, что Фишман в лаборатории, куда я и направился. Еще метров за двадцать я услышал его возмущенный визг:

– И это, по-вашему, кремний?! Это помойка! Я даже и думать не хочу про то, сколько тут дислокаций. Руки надо мыть, после того как в заднице ковыряетесь! Какой урод опять включил в меню столовой селедку? Самого заставлю всю сожрать! И мне начхать, что вы считаете ее скумбрией. В общем, всю партию – в переплавку. А, Жора, привет! Пойдем в мою нору, пока я здесь кого-нибудь не убил. Все поняли? – грозно обернулся он к персоналу.