Читать книгу - "Немец - Юрий Костин"

Тот все еще крепко спал, подложив под голову рюкзак.

Открыв глаза, Отто состроил такую физиономию, что Ральф поневоле рассмеялся.

—Принесите мне чашку кофе со сливками и омлет с колбасой,— сиплым голосом отозвался Отто, приподнимаясь на локте.

—Непременно,— ответил Ральф.— Не уходи никуда, я сбегаю, принесу.

—Мой бог,— в сердцах проговорил Отто.— Как же не хочется вставать и идти на этот проклятый мороз!

Уже строясь вместе со всеми в колонну, Отто прошептал Ральфу на ухо:

—Слушай, мне приснился чудной сон. Будто Зигфрид сидит с нами за столом. Мы пытаемся петь, а он на нас кричит и затыкает всем рот. Ладони у него огромные, в половину туловища. И еще приснилось, что мы ее потеряли… Будто вернулись, а там, где мы ее спрятали, ничего нет. Знаешь, она мне снится каждую ночь.

—Веришь ли, мне тоже. И все сны яркие, о чем-то хорошем. Но я их всякий раз забываю. Уверен, тут кроется большая тайна.

—Да, вляпались мы. Ты уверен, что мы поступили правильно, оставив ее там?

—Конечно. Иначе пришлось бы всю оставшуюся жизнь провести в гестапо, объясняя, как этот предмет попал к нам в руки. Да, я уверен, мы поступили правильно.

—Но ее ведь никто никогда не найдет?

—Кто знает…

С небольшими привалами через сутки колонна подошла к небольшому хутору. Передовой отряд, отправившийся на разведку, угодил в засаду. Из хутора кто-то вел меткую стрельбу из винтовки. Двоих солдат легко ранило, а одного убило наповал самым первым выстрелом. Подобравшись ближе, разведчики забросали дом и сарайчик гранатами. Через несколько секунд на грязный снег перед хутором выполз немолодой крестьянин. Оказалось, что взрывы не причинили ему особого вреда — он отделался контузией. Подбежавший к крестьянину солдат что есть силы ударил ему в живот носком сапога. В итоге хозяина хутора добили несколькими выстрелами из пистолета. Тащить пленного в тыл, как того, вроде бы, требовали правила, никто не стал. Во-первых, приятели погибшего солдата готовы были его растерзать, а, во-вторых, места в грузовиках не хватало и для своих раненых и обмороженных.

Еще через два дня поступил приказ копать траншеи, и, используя все пригодные естественные укрепления, занимать оборону. Дальше отступать было нельзя — русские вот-вот могли ударить с тыла, а тогда всех без исключения ждала бы верная смерть или русские лагеря.

Полк соединился с другими частями, которые закрепились на берегу Дона. В тылу, где раскинулось большое село, разместились полевые госпитали и штаб. На левом и правом флангах разворачивали артиллерийские орудия. Говорили, что с минуты на минуту должны подойти танки Т-VI — грозные «тигры» с толстой броней и 88-миллиметровыми пушками, которые пробивали панцири Т-34.

Шел второй год войны, а Ральф до сих пор ни разу участвовал в масштабных сражениях на фронте. Только однажды на окраине Воронежа угодил под обстрел русских «катюш». Это было поистине страшно. Но вот теперь, быть может, через несколько часов, ему предстояло испытать на себе все «прелести» передовой.

Однако русские не показывались еще двое суток. Лишь на третий день, рано утром, насквозь промерзшие в траншеях солдаты вермахта увидели на горизонте колеблющуюся темную массу, которая медленно приближалась. Когда в бинокли можно было различить атакующие цепи и силуэты танков, наступающие остановились, а в воздухе послышался характерный свист снарядов. И весь мир утонул в какофонии звуков, среди которых выделялся демонический вой реактивных снарядов М-31. Этот звук нельзя было ни с чем спутать: его страшились, потому что в нем была заключена невиданная сверхъестественная сила, несущая разрушение и смерть для всего сущего на земле. Казалось, будто сам дьявол выводит на невиданном инструменте нечеловеческие аккорды. Недаром, с легкой руки фронтового корреспондента «Фолькишер беобахтер», «катюши» прозвали «сталинскими органами».

Несколько снарядов разорвались далеко перед фронтом, где немцы заняли оборону. Но русская артиллерия быстро скорректировала огонь, и адские болванки, долетая до линии обороны, принялись утюжить ее, смешивая вырываемые из-под снега тонны земли с плавящимся на глазах металлом, деревьями, бревнами разрушаемых изб и частями человеческих тел.

С чем сравнить тоску и печаль солдата? Как понять его одиночество и усталость души, когда вся вселенная съеживается, уменьшается до размеров крошечного грязного окопчика? Пять минут тянутся словно целая жизнь, а над головой божьего создания неистовствует мертвая материя, крупные и совсем крохотные ее кусочки, бездушные, безразличные, способные покарать и убийцу и ангела во плоти — кто бы ни подвернулся им по дороге. Солдат прижимается к земле, как ребенок льнет к матери. Он роет землю, ломая ногти, грызет ее зубами, чтобы спрятать в ней свое несчастное тело, чтобы спастись и видеть не свою, а лишь чужую смерть. Хотя бы сейчас, хотя бы сегодня…

Один из снарядов достиг помещения штаба, и оно, приподнявшись над землей на огненной массе, задержалось на ней, словно на подушке, а потом в секунду разлетелось в щепки. Взрывы были повсюду. Ральф упал на дно окопа, сверху на него навалился еще кто-то, но сразу же отполз. Через некоторое время все стихло — прошла первая волна артиллерийской подготовки.

Ральф осторожно высунулся из окопа и в ужасе отпрянул. Прямо перед ним, укутанный в лохмотья — все, что осталось от полевой формы — лежал бесформенный человеческий обрубок. Автомат, оставленный Ральфом на бруствере, был испачкан кровью и грязью.

И вновь загудела земля под ногами, опять повсюду загрохотали разрывы. Неожиданно ударило совсем рядом. Ральфа полностью засыпало тяжелыми, смерзшимися комьями глины. От мощного взрыва на несколько секунд остановилось дыхание. Вокруг все дрожало. Земля плясала и гудела. Артиллерийский обстрел продолжался бесконечно долго, а он так и лежал, покорно ожидая смерти, пока, наконец, не наступило очередное затишье. Выбравшись из окопа, Ральф огляделся. Способность слышать, ориентироваться и анализировать происходящее вернулись к нему не сразу.

Повсюду шевелилась земля. Это солдаты, словно восставшие покойники, осторожно выползали из укрытий. Отчего-то слишком спокойно воспринял Ральф вид посеченного осколками ветерана Нейбаха. Последнее, что тот успел сделать в своей жизни — прижать руки к огромной ране на животе. Рядом с Нейбахом, раскинув руки, лежал один из тех солдат, что порадовал взвод Ральфа австрийской колбасой и шнапсом. Знаток классической музыки Линдберг зачем-то выбрался из окопа, и, встав во весь рост, тщательно отряхивал грязь и снег с шинели, не обращая внимания на крики товарищей, которые призывали его срочно вернуться в траншею.

Ральф почти совсем оглох, но это обстоятельство его не расстраивало. Скорее, наоборот — он желал на время полностью лишиться слуха, чтобы не различать доносящиеся до него будто издалека нестерпимые вопли раненых.

Наконец, Ральф увидел Отто. Тот курил, высунувшись из траншеи. Ральф направился к нему, прихватив автомат. От прикосновения к замерзшему металлу сводило руки — выданные им перчатки были слишком тонкими, в них хорошо маршировать на параде, а на большее, судя по всему, они не рассчитаны. По дороге Ральф несколько раз зачерпнул снег и с его помощью пытался стереть с автомата кровь и грязь.