Читать книгу - "Ангарский сокол - Дмитрий Хван"

— Как к новому году? — удивился Беклемишев. — Нешто вы, почитай, цельный год идти будете? Докуда же путь держать предстоит?

— Да он шуткует, Василий Михайлович. До конца декабря воротится ко Владиангарску. Ты мне вот чего скажи: вместно ли тебе границу нашу учинять? — Грауль, пытаясь вставлять в свою речь употребляемые в этом времени слова, немного смущался.

— Об чём речь ведёшь, о восточных украйнах сибирских? — Беклемишев прищурился. — Границу мне обсуждать вместно, а рядить се токмо самодержец наш, великий царь Михаил Фёдорович, может и никто более.

— Годится! — Павел сгрёб со стола все, что не убрали служки, и вытащил из своего планшета перерисованную под калькой карту Сибири. — Смотри, Василий Михайлович!

Приказный голова разом изменился в лице, ноздри раздулись, а на правом глазу, казалось, задёргалось веко.

«Надо было подготовить его. Неловко получается», — уныло подумал Грауль. Карпинский прикрыл ладонью лицо, а Новиков с некоей оторопью наблюдал за картиной. Измайлов пока ничего не понял, лишь выронил от безмерного удивления ножичек, уставившись на Михаила Васильевича немигающим взглядом.

— Откуда? — прохрипел Беклемишев, вцепившись ногтями в поверхность стола.

— Что откуда? — внимательно посмотрел на него Грауль.

— Откель чертёж земли Сибирской? — Царский посланник до сих пор не мог совладать с эмоциями.

«Упс». — Карпинский с надеждой взглянул на Павла. А тот спокойно объяснил:

— Михайло Васильевич, это список карты, сделанный моими географами с прежнего чертежа землицы Сибирской. Передана нам нашими набольшими людьми, дабы мы с тобою решили дело о границе, да немедля. Карта верна во всём.

— Дай мне такую карту, Богом клянусь, в долгу не останусь! — воскликнул Беклемишев, глядя на Грауля.

— Мы это сможем обсудить, но рядить это может лишь наш князь, Вячеслав Сокол, — перефразировал приказного голову Павел. — Так давайте обсудим пока наши граничные дела.

Беклемишев и Грауль, в коем Василий Михайлович сразу признал старшего среди ангарцев, долго сидели с картой, водя по ней пальцами. Царский чиновник оказался на редкость мелочным и въедливым. Что характеризовало его с лучшей стороны, но для Москвы, а Грауль порядком устал от его претензий. В итоге после многочасовых переговоров граница была определена.

Но лишь в самой восточной её части. Начинаясь на Амуре от устья Зеи, она шла по реке до океана, устье самого Амура Беклемишев уступать не собирался, оставив его в общем пользовании. Он же требовал и постройки порта, а также верфей, которыми можно будет пользоваться сообща.

— А тут от Владиангарска до слияния Лены с Витимом, а от оного по Лене до Ленского острожку, до слияния с Олёкмой, а по оной до крайнего притока Зеи книзу, — уже вовсю оперировал топографией карты Беклемишев.

— Куда книзу? — подперев голову кулаком, спросил Павел. — К Амуру?

— К нему самому, а там и до окияна рукой подать.

— Подашь там, пожалуй, — пробурчал Грауль. — Хорошо, по рукам! Очертим теперь границы и на утверждение царю отошлём?

— Истинно так! — Беклемишев на радостях даже приобнял Павла.

В принципе Грауль ожидал от приказного головы больших аппетитов, так что, по сути, дело вышло довольно удачно. Теперь лишь высочайшие резолюции должны были подтвердить договорённости сторон, уполномоченных к переговорам по этому вопросу. Конечно, показывать карту царскому чиновнику было и глупо и опасно, но, взвесив все за и против, было принято решение пойти на этот шаг. Единственно, что позволили себе ангарцы, так это небольшую хитрость — они значительно увеличили объём достающейся Московии Сибири, а приамурские области были уменьшены, Амур стал значительно короче реального. Зато Камчатка и СевероВосточная Сибирь просто нависали огромными глыбами над Охотским морем.

«Кстати, Москвитин и его ватага должны быть вскоре на его берегах», — подумал Павел.

Казачьи отряды, выходя из Ленского и Якутского острогов, уже почти что достигали Амура. Тот же Иван Москвитин должен будет достигнуть со своими молодцами Амурского лимана, но не известно, как дело тут его провернётся. А выйди они на него в пустынном месте да построй острог — так попробуй потом их выкурить! А если направить их организованно через Умлекан, Албазин и другие крепости, что ещё покуда не построены, — это другое дело, они увидят, что присутствие на Амуре Ангарского княжества серьёзное, а ежели сунутся супротив — то и пушки заговорить могут. Смирнов надеялся взять присутствие казаков на Амуре под свой контроль, поэтому следующую экспедицию на Амур планировал возглавить сам.

Зимний вечер в посольском доме

Ивашка с удивлением смотрел на своего нового друга. Онфим казался ему чуть ли не боярином — одёжа справная, грамоту писчую разумеет, с ангарцами запросто языком мелет да слова мудрёные да неизвестные иной раз в речах своих пользует. Да только у Онфима нет гордыни боярской, запросто он с ангарцами, тако же запросто и с ним, крестьянским сыном.

— Тебе в школу надо, Ивашка! — убеждал дружка ангарский отрок.

— Что за дело такое? Я отцу первый помощник, недосуг мне влекомым ученьем статься, — деловито отвечал засурец.

— Нешто на Руси школы перевелись? — усмехнулся Онфим. — Или не было оной подле дома твоего?

Ивашка завертел головой: мол, у нас и церкви-то нету — десяток дворов только. Ангарец покивал и начал разъяснять маленькому переселенцу его перспективы:

— Как дойдёте до Ангарии, пойдёшь в младшую школу. Не робей, смотри, спрашивай! А потом старайся в школу механиков попасть — верное то дело! Тебе же забавы мои понравились?

Ещё бы! Чудные игрушки у Онфима имеются, повозки на колёсах да с пушками. Всё из дерева резное да крашеное опосля. По столу катается, яко телега какая по земле. А ещё есть у Онфима деревянные воины — чурбачки малые, коих можно и на телегу с пушкой посадить и катать. А ещё с телегами теми, рекомыми танками, да с воинами можно и сражения целые учинять! Жаль, мало игрушек у Онфима.

— Это мне дядька Максим сработал и подарил на день рождения. А он в школе механиков преподаёт обработку дерева на станке, — с гордостью говорил Онфим.

— Ты там ученье постигал? — восхитился Ивашка.

— Не совсем, в младшей школе меня научили грамоте ангарской, а потом дядька Иван, усмотрев успехи мои, научил и московской грамоте. Он говорит, я к письму ладному способен. Буковки красиво вывожу на бумаге. — Отрок, казалось, сейчас раздастся вширь от гордости. — А в школу механиков меня не взяли, способностей к сему у меня нету, — продолжил Онфим.

— Ишь ты, — присвистнул Ивашка. — Опечалился, никак?

— Ну да, механики, у нас бают, лучшие люди будут. А ещё химики есть, так то вообще лишь пяток ребят и взяли в ученье.

— Чудны дела твои, Господи, — проговорил неслышно засурец.