Читать книгу - "Золото императора - Сергей Шведов"

Последние, благодаря браку Баламбера с венедской княжной Преславой, занимали в окружении кагана видное место. Княжич Белорев за время своего изгнания тесно сошелся с братом Преславы, княжичем Пласкиней, который и поспособствовал его браку с младшей сестрой кагана Иргуль. Удачный брак многое мог изменить в судьбе Белорева, но это только в том случае, если каган, одержавший немало побед, сумеет сохранить власть. Один раз Баламбер уже находился на краю гибели и уцелел только благодаря поддержке венедов Пласкини, составлявших его личную гвардию. Именно Пласкиня семь лет назад снес голову сопернику Баламбера гану Гонзаку и разметал по степи угорские роды, поддержавшие самозванца. Ныне враги Баламбера вновь поднимают голову. И хотя каган здоров и полон сил, по степи опять пошел гулять слух о его предполагаемой слабости. Степным ганам нужна война и добыча, а Баламбер медлит, не решаясь открыто бросить вызов готам. Да что там готы, он даже аланскую столицу Тану не смог взять, не говоря уже об аланских крепостях на юге. А ганам будто бы невдомек, что такой укрепленный город, как Тана, нельзя взять без осадных орудий, которыми гунны пользоваться не умеют. Да и зачем этот город Баламберу? Это в прежние времена Тана была одним из центров приазовской торговли, а сейчас там кроме прокисшего вина и битых горшков взять нечего. Гуннам не нужны города, им нужны степи. Их стихия набег. Внезапный удар, когда противник теряет голову и в панике бежит. Но если орда натыкается на стену, каменную или железную, ощетинившуюся копьями, то здесь степняки оказываются бессильными. Более того, обращаются в бегство. А у Германа Амала под рукой не только готская пехота, но и сарматско-скифско-аланская тяжелая конница, на голову превосходящая по вооружению и угров, и булгар. Прямым ударом Готию не взять. Наскоком железную стену не проломить. Вот почему медлит каган Баламбер, несмотря на недовольство степных ганов. Конечно, большую помощь в борьбе с готами и их союзниками гуннам могли бы оказать русколаны, борусы и анты. Но русколанский князь Коловрат и слышать не хочет о союзе с Баламбером. Не говоря уже о воеводе Валии. У росомонов давняя вражда с угорскими ганами за донские степи. Князь и воевода скорее поддержат Германа Амала, чем Баламбера. О засевшем в Киеве князе Световладе и говорить нечего. Этот никому не доверяет, ни русколанам, ни готам, ни гуннам, ни антам. Окружил свою землю, поросшую густыми лесами, крепостями и засеками и рассчитывает пересидеть бурю. И, скорее всего, пересидит. Ибо гунны лесов сторонятся, готы тоже вряд ли сунутся в его земли, им сейчас не до того, ну а антам князя Буса и вовсе незачем ссориться с потомком Кия. Княжич Белорев не раз посылал к отцу верных людей, но старый князь не спешил откликаться на зов сына. Готов он ненавидел, это правда, но ведь и гунны антам далеко не родня. Стоит ли менять старый хомут на новый? Князь Бус если и поддержит Баламбера, то только в том случае, если почувствует большую выгоду для Антии от такого союза. А пустыми посулами его не прошибешь. Белорев очень хорошо знал своего отца, а потому его поведению не удивлялся.

— А если мы все-таки одолеем готов у Таны? — спросил княжича Пласкиня, приподнимаясь на стременах и оглядывая ровную как стол местность.

— Тогда князь Бус непременно ударит ослабевшим готам в тыл, — усмехнулся Белорев. — Уж он-то своего не упустит.

Охоту можно было считать удачной. Два десятка конных венедов во главе с Белоревом и Пласкиней загнали оленя в ловушку, и тому просто деваться было некуда, кроме как бросаться в волны Азовского моря. Пласкиня уже вскинул лук, чтобы прикончить животное, но Белорев придержал его руку.

— Погоди! Он идет, ты же видишь!

— Куда идет? — не понял приятеля Пласкиня.

А олень как ни в чем не бывало продолжил свой бег по воде, как по суше, к далекому, смутно проступающему сквозь дымку противоположному берегу.

— Но там же Готия? — растерялся Пласкиня.

— Готия, — подтвердил Белорев, посылая своего коня вслед за оленем. Конь фыркнул на воду, но не остановился. Верный признак того, что под ногами у него твердая земля. А олень несся вперед, не замедляя хода, похоже, путь для него был знакомым и не единожды хоженным. Брызги летели от него в разные стороны, но это не мешало его быстрому бегу.

— Упустим! — воскликнул Пласкиня, вновь вскидывая лук.

— Да и бес с ним, — возликовал Белорев. — Неужели ты не понимаешь, княжич? Это же брод! Мы пройдем по Азовскому морю как по суше и окажемся там, где нас не ждут. В самом сердце Готии.

Пласкиня открыл было рот для возражения, но тут же его закрыл. Кони уверенно несли всадников по Азовскому морю туда, где их ждали добыча и слава. Пока их было только двадцать, но завтра здесь могла пройти целая орда.

Олень выскочил на берег и скрылся в зарослях. Венеды ступили на землю Готии вслед за ним. Сомнений у них уже не осталось. Перед ними лежала земля богатая и беззащитная. Если готы и ждали нападения гуннов, то только не в этом месте. А неожиданное нападение — это половина победы.

У каганова шатра венеда и анта встретили градом насмешек. Многие ближники Баламбера знали, что княжичи отправились на охоту, и их возвращение с пустыми руками расценили как промах, непростительный для людей, называющих себя воинами. Ибо хороший воин — это в первую очередь хороший охотник.

— Добычу мы привезли, ганы, — усмехнулся Белорев. — Охота была на редкость удачной.

— Вы убили суслика? — насмешливо спросил угорский ган Буняк. — Или затоптали копытами коней полевую мышь?

Белорев, к слову, терпеть не мог Буняка, да и каган не слишком жаловал вилявого угра, однажды уже изменившего ему в трудный момент, но, тем не менее, не удержался от хвастливого слова:

— Мы привезли вам Готию, ганы, ее осталось только освежевать.

В огромный каганов шатер пускали далеко не всех. Жизнь научила Баламбера осторожности, но для Пласкини и Белорева он делал исключение, отлично понимая, что княжичи ему в степи не соперники. И более того, их жизнь и благополучие целиком зависят от расположения кагана.

Баламбер был еще относительно молод — ему совсем недавно исполнилось сорок лет, — высок ростом, во всяком случае для гунна, широкоплеч и ловок в движениях. В седле он сидел как влитой, и одолеть его в конном поединке еще никому не удавалось. Бороды каган не носил. Его голые щеки были иссечены шрамами еще в детстве, дабы не допустить появления волос. Этот странный обычай гунны принесли с далекой родины, откуда вынуждены были бежать, преследуемые врагами. Кем были эти враги, Белорев не имел ни малейшего понятия, но, видимо, им хватило сил, чтобы вытеснить с родной земли воинственное племя. Сам каган принадлежал к одному из самых могущественных гуннских родов, сумевшему за короткий срок возвыситься и на новом месте. Родственные гуннам угры не только приняли беглецов на своей земле, но и признали за ними первенство, пусть и не без затяжной борьбы. Впрочем, те споры давно уже отзвенели ударами мечей и покрылись густой пылью. Что, однако, не избавило Белорева и его родовичей от забот и ганской зависти. Ибо каждый степной вождь спит и видит себя каганом. И булава, врученная когда-то деду Белорева, могла запросто перейти в другие руки, не менее сильные и загребущие.