Читать книгу - "Загадки Нострадамуса - Георгий Миронов"

Станислав Андреевич Чижевский ничего не боялся, хотя при желании можно было бы придраться ко многому: не так оформлены судовые документы, не так обогнули Ивановские острова, не там пришвартовались… Капитан на мостике, однако, тоже не проявлял беспокойства, поскольку знал, что в кают-компании яхты пьет виски начальник транспортной милиции города Петрозаводска.

Бутылка была вместимостью пять литров со специальным устройством – знай наклоняй да наливай. Однако состояние у собеседников было рабочее, благодаря, как говорил Райкин, «мировецкой закуси». Среди разносолов на столе кают-компании стояло большое блюдо с мясным ассорти – белорусская деревенская колбаса, розовое тонко порезанное сало, отварной телячий язык, окорок; холодные рыбные закуски; из солений – огурчики, помидорчики, капустка с брусникой и клюквой; зелень – укропчик, кинза, сельдерей, листья черемши… Впрочем, и в экипаже недовольных не было: Чижевский не мелочился, команду кормили так же, как и гостей.

Когда оставили за кормой Сенную Губу, из кают-компании пахнуло жареными грибами в сметане, отварной «припущенной» стерлядкой и шашлычком по-карски… Обед плавно переходил в ужин.

Описав элегантную дугу в акватории Онежской Губы, яхта пришвартовалась у пирса Петрозаводского порта.

Известный карельский геолог Борис Иванович Серба уже стоял на пирсе, доставленный в порт на БМВ начальника транспортной милиции, и дурашливо отдавал честь:

– Честь имею!

– Добро пожаловать на яхту «Чиж», – отозвался Чижевский.

Два милиционера заботливо, под руки, свели по трапу немного уставшего в пути полковника. Пригнув голову товарища по оружию, они мягко, но настойчиво погрузили его в теплое чрево элегантного авто, подаренного транспортной милиции местным олигархом.

– Вы прямо как Лев Толстой, – поразился огромной окладистой седой бороде Бориса Ивановича Чижевский. – Прошу к столу, – без обиняков предложил он.

– Долго будет Карелия сниться! – пропел из салона отъезжающего БМВ транспортный полковник…

Борис Иванович Серба в еде и питии был неприхотлив. Суровую закалку на долгие годы его желудок получил во время Великой Отечественной, на которую судьба занесла его в восемнадцать лет в июне 41-го года.

Бои – перебои со снабжением, короткий плен в Прибалтике – голод, побег – ужасный голод, работа батраком на хозяина-латыша – голодновато, но терпимо, освобождение – опять не сытно…

В результате он мог, не ощутив вкуса, съесть ложку паюсной икры, закусить кусочком норвежской слабосоленой семужки и куском свежайшей отварной стерлядки, не ахнув глотнуть самое дорогое в Европе виски – и продолжать, как ни в чем не бывало, увлекшую его беседу. А мог, на минуту оторвавшись от книги, удивиться вкусу отваренной в онежской воде картошки, приправленной свежим укропчиком, закусить куском залежалой исландской сельди и удивиться – как, однако, вкусно!

Жил Серба в «Дворянском гнезде». «Дворянскими гнездами» горожане по всей России с давних пор стали называть дома, построенные специально для номенклатуры. Чтобы придать этому начинанию советской власти демократический лоск, в таких домах стали давать одну-две квартиры «простым людям», но проверенным и заслуженным. Жена Сербы как раз такой и была – заслуженной учительницей.

Угощение шло своим чередом. Скоро Сербе уже казалось, что после Егора Патрикеева самый замечательный собеседник в мире – профессор, путешественник, олигарх и большой эрудит Станислав Андреевич Чижевский:

– Секреты Родины не выдам, а все остальное вам расскажу как на духу.

– У меня осталось всего несколько вопросов. Скажите, это правда, что вы теоретически обосновали возможность нахождения золота в районе Лоухи на севере Карелии?

– Вчера это был секрет, сегодня уже могу сказать: в 2009 году планируют приступить к промышленной разработке на реке… – Борис Иванович насупился и предостерегающе приложил палец к усам:

– Название реки оставим за рамками беседы. Пока.

– А правда ли, что вы лет пять назад обосновали возможность выхода кимберлитовой трубки в районе Сортавала, на западе Карелии?

– Об этом тоже писали? Не читал.

– Не писали, но… Егор Федорович рассказал.

– Да, было дело. Никто в Карельском филиале Академии наук, в Институте геологии не верили, а я доказал сходство геологической картины в Западной Карелии и в Архангельской области, где уже «работает» кимберлитовая трубка. Не верили. В общем, тоже секрет, но вам, раз вы от Егора Федоровича, подтверждаю: факт. В Москве уже согласились. Будут искать выход трубки на поверхность. Это уже дело техники – район я вычислил точно.

– Теперь вопрос посложнее: что это за тайна серебристых облаков, которую вы якобы тоже разгадали?

– Что значит «якобы»? Речь идет об открытии ученых Калифорнийского технологического института, только они разгадали сей эффект в 2008 году, а я в 2001-м. Есть разница? Про их открытие кто только ни писал, даже «Плейбой», а мое – замолчали…

– Может, тоже секрет?

– Может и так, да только речь-то идет о мировом открытии, всем полезно.

– Давайте-ка по порядку. Время у нас есть.

– История эта началась в 1885 году. В теплые летние ночи жители европейских стран стали замечать в небе странные объекты. Вот как описывал их русский астроном Витольд Цесарский: «Они ярко блестели на ночном небе белыми, серебристыми лучами с легким голубоватым оттенком, время от времени переходившим в алый. В непосредственной близости от горизонта появлялся золотистый оттенок, но и он постепенно переходил в розовый и красный, насыщенностью цвета напоминая драгоценный камень рубин». С чем было связано появление этих странных облаков в разных местах Европы в конце XIX века, до сих пор не ясно. Но если пройтись взглядом вдоль параллели и отметить в Европе точки, где свечение было особенно ярким, то очевидным становится некое совпадение. Впрочем, это совпадение заметил из геологов только я. Тогда. А спустя три года, когда на семинаре в Институте геологии АН СССР я сделал короткое сообщение о возможности нахождения рубинов в Южной Карелии, ко мне подошел молодой геолог Александр Давидович Ельконович и поделился любопытнейшей информацией, которую сам не решился озвучивать со столь высокой трибуны. Тем более, что мое сообщение было встречено аудиторией чрезвычайно сдержанно и холодно.