Читать книгу - "Все, кого мы убили. Книга 2 - Олег Алифанов"

– Что же я могу сделать? Мои интересы иные.

– Не предавать эту сферу забвению. И поразмыслите на досуге, зачем нужна наука, если есть манна небесная?

Мы помолчали, и я видел, как три или четыре раза метеоры, словно шарики прокатились по небу, прежде чем мы продолжили.

– Сделав со мной круг, вы привели меня к тому же месту. Итак, неужели у меня есть доказательство, как идеи становятся материей?

– Ваш камень, отправленный Бларамбергу, решился бы я назвать в числе доказательств.

– Вам доводилось встречать такие?

– Нет, но доводилось слышать о них.

– От кого? – Я осёкся, ибо не имел никакого права на подобные расспросы, получив уже более ожидаемого. – Прошу меня простить, но я все эти месяцы только и сталкиваюсь с людьми, которые знают о чём-то, и об этом молчат, иногда лишь косвенно выдавая себя.

– Не думайте, что сталкиваетесь вы с этими людьми волею слепого случая, – предостерёг он, – думается мне, что посланцами вашими так задумано, чтобы вошли вы, сами того не ведая, в узкий круг их. Сообщать вам даже малейшую суть дела – хлопотно и ненадёжно. Большинство из оказавшихся в положении вашем исполнили свой труд безо всяких подозрений, или без выказывания этих подозрений. Посему вам и кажется, что вы толкаетесь сплошь среди членов тайных орденов. Представьте, что вам сказали про заседание в Сенате, а вместо того привезли на бал. То-то вы удивитесь обилию кружащихся дам.

– Я что же, по чьей-то милости угодил в осиное гнездо? Но – и вы тоже!

– Увы, я один из тех, кто его вил, – вздохнул Серапион. – Думаете, государь доверил пакет для графа Воронцова первому встречному?

– Признаюсь, вы для меня всегда представляли загадку, – произнёс я, холодея от порыва ветра или от неожиданного движения приоткрывающейся завесы, скрывающей неведомое, но пришлось мне выкурить не менее половины трубки, прежде чем он продолжил:

– Разумеется, я входил в некоторые высокие круги. Через тайное общество, конечно, в котором поначалу сам князь Голицын состоял у меня в подмастерьях. Близко знался я и с духовными: я, как догадались вы, принадлежу к этому сословию, и весь наш род, насколько мы помним, служил церкви. Но однажды ученик обогнал учителя. В ордене мы имеем свою табель о рангах, но в миру обязаны соблюдать иной статус. Это создаёт трудности, которыми и воспользовался князь, чтобы возвыситься надо мной – да и не только. Видно, наставником я оказался скверным. Впрочем, тому виной и опала моего покровителя, с которым состоим в некотором родстве – Сперанским.

– Вот как! – не сдержал я возгласа, прозвучавшего в ночной тиши так, что сам я испугался.

– Мы соавторствовали в проекте реформирования церкви нашей на масонский лад. Помогал нам и Новиков. Первым шагом было вовлечь священников в ложи, притом не всех, а самых способных, коих требовалось отбирать ещё в семинариях. Я, увы, стал в том примером для многих. Голицын же, как министр, провёл реформу духовных училищ, а Сперанский нашёл источник средств для них – свечной сбор. Так деньги из свечных ящиков потекли на обучение новых масонов.

– Слышал я, что Голицына вовлёк в среду мистиков Кошелёв? Как и прежнего государя.

– Император Александр Павлович боялся атеизма, видя в нём главную угрозу порядку. Позднее, со смертью Кошелёва, пришло осознание бездны, в которую его затягивали бесчисленные масоны, иезуиты, мартинисты и иллюминаты. Он пытался бороться с порождениями своего главного страха, но дело сие опасно. Впрочем, сейчас важно другое. Ведь мы рассматриваем не вполне обычное братство, а совершенно особенное, укоренённое во тьме времён. Князь Голицын ввёл государя в заблуждение, уничтожая один за одним тайные ордена – ради сохранения единственного. На который и донести стало некому. Впрочем, я убеждён, что и сам он оказался обманут кем-то из высших иерофантов. Хотя, обман – неверное слово. Они, кажется, позволяли ему играть свою игру, пестуя его самолюбие. Кошелёв и я посвятили Голицына, а нас некогда посвятил адмирал Плещеев… Так вот, знайте же, что розыск книг идёт по меньшей мере со времён Елизаветы Петровны, но это лишь то, что известно мне. На деле же поиски несут на себе отпечаток много более древний. Плещеев же, плавая в Архипелаге под командованием Алексея Орлова, имел задание отыскать некоторые рукописи – их названий не спрашивайте, ибо я в них не сведущ. Он исправно выполнил долг, а после оставил воспоминания, где тщательно скрыл свою роль за множеством второстепенных событий.

– Что советуете вы мне – исполнить поручение или пренебречь им? – снова неосторожно воскликнул я, и эхо повторило два мои последних слова. – И если пренебречь, то как – открыто или сославшись на невозможность его исполнения?

– Этот совет я не могу дать вам, ибо наши пути разошлись, вы остаётесь в миру, я шествую по пути духа. Чем рискуете вы, мне доподлинно неведомо, хотя я прозреваю страшные последствия.

– Сами вы всё же исполнили наказ, и лишь после порвали ваши тягостные тенеты.

– Вы неверно поняли меня, Алексей, я лишь сказал, что, кажется, нашёл искомое, но не сказал, что исполнил поручение.

– Как же так? Неужели сила тайного ордена слабеет, и вы отказали им?

– Отнюдь. Могущество их растёт. Хоть я и покинул их, – он горько усмехнулся. – И оно определяется не только саном и градусом.

– Но как вы сами могли порвать с ними? Вы тут точно в клетке, вас могут найти и отомстить.

– Мною владеет свобода, высшая жизни.

– Я понимаю, но стоит ли ставить жизнь на карту?

– Если бы вы понимали, то не беспокоились бы обо мне. О моей судьбе заботятся силы, коим я вверил её, и они превыше земных. Я чувствую их.

«Хотел бы я ощутить того же», – то ли подумал, то ли пробормотал я.

Я до некоторой поры испытывал неловкость, разговаривая с этим человеком – от того, что его, находящегося уже далеко от мира сего, я пытался затянуть в свой полный искушений круг. Однако когда он сознался, что сам строил эту западню, я поменял свои чувства на какую-то смесь презрения и уважения. До утра оставалось немного. Я попросился спать и дал себе слово не напоминать ему о своём вопросе, от кого слышал он про таинственные камни, и по какой причине не желает говорить о них, как о доказательстве некой гипотезы, а он, кажется, всю оставшуюся ночь так и провёл в молитве.

Я не сознался ему в одном: что еду в Каир не только разгадывать тайну для семьи Прозоровских, но и чтобы исполнить задание и отыскать следы рукописи, порученной мне. Ненависть к заказчику граничила с убеждением в его благодарности – мне нужна была карьера, чтобы жениться на той, о ком помышлял я почти беспрестанно. Что больше поможет мне – первое или второе – я не знал, но желал обрести оба козыря, прежде чем ставить куш. Прозоровский и Голицын, два Александра Николаевича – А. Н. и А. Н. – анаграмма Анны. Я учился своей каббале.

Уехал я не попрощавшись, оставив краткую записку, не зная, обижаться мне на него и после простить, или не прощать потому, что и не обижаться, дав себе слово навестить его ещё раз на обратном пути. Тогда скорый путь обратно не вызывал у меня сомнения.