Читать книгу - "Глубокая зона - Джеймс Д. Тейбор"

– Больно, чувак?

Энджел, сложением напоминавший Майка Тайсона, держал Уаймана на руках.

– Не очень. – Улыбка, голос тихий, сонный. – Я его сделал?

– А то нет. Мертвяк!

Энджел повернулся.

– ВЕРТОЛЕТ, БЫСТРО! – крикнул он водителю «хамви», капралу Дорру, тихому молодому солдатику из Арканзаса, который смотрел на них, разинув рот. – ВЫЗЫВАЙ ВЕРТОЛЕТ, ЧЕРТОВ ПРИДУРОК, ПОКА Я НЕ ЗАСАДИЛ ТЕБЕ В УХО НОЖ!

Уайман и Вашингтон служили в роте «Гадюка» 503-го парашютно-десантного пехотного полка. ПБО Терок базировался высоко на крутом склоне горы, обращенном к долине Коренгал. Река Коренгал текла по зеленому ковру долины, разбрасывая петли по желтым пшеничным полям и исчезая в синей дали. Ранним утром белые облака клубились у черных боков горы, полностью закрывая ложе долины, и вокруг царила такая красота и умиротворение, что Уайману с Вашингтоном казалось – они в раю. Однако рай тот был преходящим: к восьми часам солнце выжигало облака, обнажая долину смерти, по которой сюда проникали боевики из Пакистана.

После полудня санитары привезли Уаймана в полевой госпиталь Терока. Бледный, со стеклянными глазами, он был в сознании и прижимал к груди черную карманную Библию.

– Приветствую, сержант, – сказала майор Ленора Стилвелл, подтянутая, миловидная женщина с короткими каштановыми волосами, добрыми глазами и веснушками, подаренными флоридским солнцем. В Тампе ее специальностью была ортопедическая хирургия, в Тероке – огнестрельные ранения. Не так уж много отличий, говорила она людям, когда возвращалась домой. Обычные операции.

Но она кривила душой.

В некотором смысле Уайману повезло – его быстро доставили к врачу, и, как ни странно, благодарить за это следовало талибов. Солдаты Терока лихо отправляли хаджи к семидесяти двум девственницам, «Талибан» стремился уничтожить пост. Естественно, командование объявило, что Терок не сдастся. И – добро пожаловать в Дьенбьенфу и Кхесань![8]С одной стороны – атаки талибов стали чаще, беспощаднее, злее. С другой – больше десантников, орудий, вертолетов, «брэдли»[9], беспилотников. Талибан и Терок, как два скорпиона в банке, жалили друг друга, медленно ведя к смерти.

От взятого командованием обязательства была одна польза – полевой госпиталь. Большинство постов обходилось обложенными мешками с песком фанерными будками, в которых медики останавливали кровотечения, давали тяжелораненым наркотики и дожидались «чинуков»[10]. В Тероке же устроили настоящую больницу с двумя операционными, двумя палатами на десять коек, двенадцатью медсестрами и тремя докторами. Одним из них была Ленора Стилвелл.

– Здравствуйте, мэм.

Хороший, сильный голос, отметила Стилвелл.

– Кроме плеча, что-то задето?

– Не думаю, мэм.

Парнишка ухмыляется. Великолепно.

Медсестры разрезали ножницами обмундирование, поставили капельницу с ампициллином, убрали тампон, промыли рану.

– Ваше имя, сержант.

– Даниэль, мэм. Уайман.

Стилвелл на мгновение замерла. Ее сына тоже звали Дэнни.

– Из Канзаса, или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, мэм. Делакор, Канзас. А вы, мэм?

– Из Тампы.

Стилвелл пропальпировала область возле раны, оценила.

– Кетамин, двадцать кубиков внутривенно, – распорядилась она, не поворачивая головы. – Навылет. Вы счастливчик, Даниэль.

– Мэм?

– Кость не задета. Парой сантиметров ниже – и руки как не бывало. Прочищу вам рану, сделаю дренаж, проколем антибиотики.

– Когда я смогу вернуться?

– Вернуться куда?

– В отделение. К Энджелу и остальным.

– Пока вы останетесь здесь. Возможно, придется ехать в Кабул.

– Только не это! Пожалуйста, мэм…

В Кабуле базировалась центральная медсанчасть – большой военный госпиталь. Перспектива оказаться там, похоже, беспокоила Уаймана гораздо больше, чем ранение.

– Мы хотим сохранить вам руку. Ну же, Даниэль, не все так плохо. И медсестры у нас темпераментные.

– Какие, мэм?

– Клевые.

– А. Ясно. – Ухмылка вернулась. – Это хорошо. Спасибо, мэм.

Он зевнул – подействовал кетамин. Без боевого снаряжения Уайман со своими голубыми глазами и светлыми, стриженными «ежиком» волосами больше напоминал школьника, чем профессионального убийцу. Стилвелл именно с этим было трудно смириться. Не с запекшейся кровью и рваными ранами – их она видела в операционной каждую неделю, – а с молодостью. Парни, которым и виски в баре не продадут, уже испорчены во всех отношениях. Вот что тяжелее всего.

Ее Дэнни исполнилось пятнадцать, а он ведет разговоры о военной службе. Возможно, через несколько лет его вот так же будет осматривать врач в каком-нибудь богом забытом углу. У Стилвелл защипало глаза. Пошатнувшись, она ухватилась рукой за стол для осмотра больных.

– Вы в порядке, мэм?

Оказалось, он не уснул. С тревогой смотрел на нее, приподнявшись на локте. Беспокоился о ней. Стилвелл похлопала его по здоровому плечу, заставила лечь.

– Да, Даниэль. Я просто подумала…

– Что, мэм?

– Ничего. Засыпайте, сержант.

Уайман по-ребячьи потер глаза и провалился в сон.

На следующее утро пришел Энджел. Уайман лежал в длинной прямоугольной палате. Из десяти коек были заняты еще две: капралом, уронившим на ногу восьмидесятифунтовую трубу миномета, и водителем «хамви» с травмой спины от самодельного взрывного устройства.

Энджел поразился тишине. Снаружи стрекотали вертолеты, гудели генераторы, громыхали орудийные раскаты. Шум не замолкал ни на минуту. Здесь стояла тишина. Мертвая тишина.

Энджел остановился за голубой занавеской у койки Уаймана.

– Уай, не спишь? Как ты, чувак?

– В порядке, Энджи. Заходи.

Энджелу показалось, что Уайман выглядит нормально. Ну, может, немного вяло. Плечо у него было перевязано, в обеих руках торчали иглы.

– Что говорят, Уай?

– Ничего серьезного. Прошло сквозь мышцу, кость цела.

– Сколько пролежишь?