Читать книгу - "Следы ведут в прошлое - Иван Головня"

– Ну, хватит, Марченко! – повышает голос Улицкий. – Завелись, как баба базарная… Рассказывайте!

Марченко вбирает голову в плечи и какое-то время обиженно сопит. Наконец начинает:

– Ну… вышел я, значит, из дому, стою и думаю: куда податься? Смотрю – у Крячко окно неплотно занавешено и светится. Я и заглянул. Вижу: Крячко лежит на кровати – нализался уже, алкаш, – а на столе две бутылки вроде как недопитые стоят. Из-под коньяка… Увидел я их, и так выпить захотелось! – Марченко судорожно облизывает сухие губы, будто видит эти бутылки наяву. – Тут я и подумал: а зайду-ка я к Крячко и предложу ему свое золото. Купит не купит, а выпить, быть может, предложит. Стучу, значит, в дверь, а он молчит… Я сильней – молчит. Я толкаю дверь – открывается. Я и вошел. Крячко, как лежал, отвернувшись к стене, так и лежит. Ну и лежи, думаю, тем лучше для меня: не надо просить… Опрокинул я остатки бутылок в рот – граммов по тридцать – пятьдесят там еще было – и в дверь. Вот и все! Правда, перед тем, как выйти, выключил в комнате свет – пусть себе спит… Разве за такое в милицию заявляют?

– Значит, Крячко спал и вас не видел? – уточняет Улицкий.

– Конечно, спал! – таращит глаза Марченко, но тут же спохватывается: – А, может, и нет. Черт его знает! Может, только прикидывался, что спит, чтобы подловить меня. Я ведь поругался с ним перед этим… Вот же гад ползучий! Отпечатки моих пальцев остались на бутылках? Остались! Был я судим? Был! Вот он и смекнул, что можно еще раз меня засадить: как-никак в чужую квартиру залез… Тем более что есть свидетель – похоже, в тот вечер меня видела бабка со второго этажа.

– Из-за чего вы поругались с Крячко?

– Попросил как-то у него опохмелиться, а он сказал, что нужно работать и пить за свои. Слыхали? – в голосе Марченко снова появляются негодующие нотки. – Можно подумать, что он пьет за свои! Это каждый день-то!

Вместо того чтобы присоединиться, как того ожидал Марченко, к его обвинениям в адрес Крячко, Улицкий спрашивает:

– Юрий Петрович, припомните-ка вот что. На полу квартиры Крячко валялись какие-нибудь вещи: одежда там, постельное белье?

– Нет! – трясет головой Марченко. – Ничего там не валялось.

– А что вы искали в шкафу?

– Каком шкафу? – вспыхивает Марченко. – Вы за кого меня принимаете? Что, я вор какой-нибудь?..

– Виноват! – спешит оправдаться следователь. – Я ведь совсем забыл, что вы сидели за благотворительную деятельность. – Пока до Марченко доходит смысл сказанного, Улицкий переводит разговор на другое: – Меня, Юрий Петрович, интересует еще такое. Вам знаком мальчишка, который приносил к Хорькову записку?

– Первый раз видел. Шкет какой-то…

– От кого была записка?

– Понятия не имею. Пацан сказал, что записка от хорошего человека.

– Что в ней было написано? Дословно.

– «Юрка, мотай отсюда. Мильтоны разнюхали, где ты прячешься. Могут быть большие неприятности».

– Хорошо. На сегодня хватит, гражданин Марченко. Протокол допроса подпишете позже.

22

– Как танцульки? – интересуется Галич у Сванадзе.

– Лучше не бывает! – показывает большой палец лейтенант. – Жаль, оркестрик неважнецкий: шума много, а музыка так себе.

– Ты максималист, Тимур. Тебе подавай только все хорошее. Не будь плохого – не было бы и хорошего, – философски замечает капитан и, пододвинув к себе телефонный аппарат, крутит диск. В трубке слышится сухой голос Соломко:

– Заготконтора слушает.

– Здравствуйте, Марьяна Романовна!

– Здравствуйте, Александр Иванович! – узнает Галича Соломко, и ее голос заметно теплеет.

– Тот тип звонил вам?

– Звонил. Минут пять назад.

– Вы сказали ему так, как я велел?

– Да. Слово в слово.

– А он что?

– Ничего. Повесил трубку.

– Ну и отлично! Спасибо, Марьяна Романовна. До свидания!

Галичу хочется сказать еще что-нибудь, просто так, но, взглянув мельком на прислушивающегося к разговору Сванадзе, решает промолчать.

– Он ничего ей не сказал, – кладя трубку на место, говорит капитан.

– Понял, что с тобой каши не сваришь, – заключает Сванадзе.

Спустя полчаса трещит телефон, и трубка отзывается густым басом следователя прокуратуры:

– Александр Иванович? Улицкий. У меня к вам срочное дело. Разузнайте, знала ли в тот вечер, когда был задушен Крячко, Вера Марченко, что ее муж утащил у нее золотое кольцо и сережки. Заодно поинтересуйтесь, кто ободрал Марченко щеку. Он утверждает, что это сделала жена. И еще одно. Узнайте в отделе скупки ювелирного магазина, сдавал ли им Марченко эти вещи. И за сколько. Все! Удачи!

Во второй половине дня Галич заходит к Улицкому. Кроме хозяина кабинета он застает там еще и подполковника Горейко, листающего дело об убийстве Крячко. Кабинет наполнен синим табачным дымом – там, где собираются вместе такие заядлые курильщики, как Горейко и Улицкий, – можно смело вешать в воздухе топор, и капитан вынужден сесть ближе к открытой форточке.

– Какие новости, Александр Иванович? – торопит его Улицкий.

– О том, что Марченко выкрал из дому золотые вещи, его жена узнала только сегодня. От меня… Когда заглянула в опустевший тайник, едва не лишилась сознания. Эти вещи достались ей по наследству от умершей три года тому назад тети. Золото прятала, как она выразилась, на «черный день».

– А этот сукин сын взял и пропил, – ни к кому не обращаясь, сокрушенно качает головой подполковник. – Была бы моя власть…

– Жена Марченко, – продолжает между тем Галич, – показала, что в тот вечер щеку своему мужу разодрала она. Старший сын подтвердил ее слова. Она заявила, что с того злопамятного вечера мужа своего не видела и знать не знала, где он находится.

– Если все это правда, то Марченко действительно не знал, что Крячко мертв. А скрывался он потому, что боялся возмездия за кражу золота у жены… Кстати, что вам сказали в скупке?

– Кольцо и сережки Марченко сдал туда сразу на второй день. Получил за них сто пятьдесят рублей.

– Это что же получается? – смотрит на следователя Горейко. – Марченко к убийству непричастен и его следует отпустить?

– Скорее всего, да, – соглашается с подполковником Улицкий. – Тем более что проведенная экспертиза показала: кровь, обнаруженная под ногтями Крячко, ничего общего с кровью этого пропойцы не имеет. Такие вот дела, товарищи сыщики…

– Как говорится: «Эта песня хороша – начинай сначала!» – хмурится Горейко. – Вот только, с чего начинать. Есть у нас хоть какая зацепка?

– Если не считать отпечатков пальцев третьего человека на бутылках из-под «Наполеона» и стаканах, то ровным счетом никаких, – напоминает Галич.