Читать книгу - "Люди золота - Дмитрий Могилевцев"

– Я ждал тебя семьдесят лет, – сказал Балла Канте, протягивая чашу.

Чаша была ровного, мягкого золота, и вода в ней казалась светом. Инги пригубил – и уста его обжёг внезапный холод.

– Под этим солнцем плавится глина, а тут… такая вода течёт по весне подо льдом на реках моей земли. Она словно сталь во рту.

– Люди моей земли считают меня великим чародеем из-за таких малостей. Искусство управления холодом и теплом несложно. Подумай: солнце жжёт наши тела – но влага тел не кипит. Она одинаково тепла и дождливой ночью, и в полдень среди песка. Любой способен выслушать своё тело – и понять, как удалить от влаги жар.

– В самом деле, любой? Мне тоже знакомо это, о великий чародей Балла! Человек в срединном мире измеряется тем, над чем он властен. Остудить воду среди полудня, должно быть, просто, – Инги усмехнулся, – но посмотри на своих людей.

Вокруг сидели и лежали воины, отдыхая после полудневного перехода. Дремали, спрятав головы под щитами, жевали чёрствый хлеб. День выдался душный. Трава дышала влагой. Повсюду – куда только достанет взгляд – мерные волны зелени и люди на ней, изнемогающие от зноя. На тёмно-коричневой коже – бисер пота, пот сочится из-под повязок на лбы, мокнет рука, сжимающая копьё. Пить. И ещё. И ещё – пусть хоть чуть-чуть прохлады!

– А теперь посмотри на себя, великий, – добавил Инги, усмехнувшись.

На гладкой коже Балла Канте – ни росинки пота.

– Посмотри и ты на себя, – улыбнулся вождь в ответ. – Твоя одежда суха, хотя одет ты для ночи среди песков. Кожа твоя суха и прохладна, а твои люди едва дышат под тяжестью железа. Смотри: они как дырявые мехи с водой, скоро всё вытечет с лиц и подмышек!

Оба расхохотались.

– Воистину, мы с тобой – братья, люди огня и солнца. Жар неба не может ранить нас. Я хотел встретить тебя всю жизнь. Так хотел, что однажды принял за тебя безумца с земель севера, с другого берега мёртвого песка. Он тоже пришёл ко мне, притянутый силой и золотом. Он оказался всего лишь слугой, пустой оболочкой для того, чему у меня и слов нет. Но теперь я знаю, глядя на тебя, – я не ошибся.

– Я чувствую тоже, – кивнул Инги. – Будто мы – дети одного отца, а он стоит за нами, смотрит. Совсем близко.

– Я знаю, о ком ты. Я покажу тебе, – сказал Балла, улыбаясь. – Мы придём в мой город, и ты увидишь.

Показывать не пришлось. Прямо за воротами в глинобитной стене, глядя на входящих, пропыленных и усталых, стоял Он, вытесанный из исполинского древесного ствола, чёрней крыши над очагом. Странно искажены были Его черты – выпученные губы, отвислый живот, горб. Но рука лежала на копье, и по прищуру, по искаженному лицу виделось: высвобождавший фигуру из бесформенного бревна вырезал видящего лишь одним глазом, но не калеку, а исполина, страшного любому смертному, властелина судеб и разума. На коричнево-чёрном, будто выглаженном сотнями рук дереве не было ни трещинки, ни изъяна, оно лучилось силой, довольством, сытостью. Так лучится, переливаясь, глянцевая шкурка домашнего любимца, мышелова и баловня, – и шкура его большого брата, сторожащего в тростниках беспечного путника. Перед статуей на двух столбах висел гнилой труп, мухи вились над ним зеленоватой тучей.

Одноглазого же увидел Инги в сумраке за очагом в башне Балла Канте. Зеленоватое пламя плясало среди золотых слитков, рождая увечные, искорёженные тени. Одноглазый старик стоял во весь рост, сжимая копьё, – и в зыбком свете лицо его казалось холодной бронзой.

– Здравствуй, Всеотец! – сказал ему Инги. – Я знаю – теперь я пришёл к месту твоей силы. И к твоей крови, проснувшейся здесь. – Добавил, повернувшись к Балла, бронзовому среди золотых сполохов: – Давно и очень далеко отсюда я видел его сыновей. И теперь вижу снова.

Балла рассмеялся:

– Наверное, я беспризорный сын. Я не знал настоящих братьев – до тебя. Хотя родичами моих отца и матери сильны моя земля и моё войско, а родичи моих жён правят городами. Тело моё родилось здесь.

– Но потом твоя настоящая кровь проснулась в тебе и открыла источник памяти – бездонный колодец, поящий душу. И ты, вернувшись, увидел: вокруг лишь чужие. И начал искать, – сказал Инги.

– Да, брат мой.

– Так было и со мной. В тех местах, где вода может течь лишь треть года, я нашёл людей нашей с тобой крови. Они помнят богов, но жизнь их мелка. Они ушли в тусклые горы на краю вечной зимы, чтобы там, укрывшись от всех, сохранить силу. Но, сохранив её так, они предали её. Что богам те, кто прячется в ничтожество, ютясь среди гнуса, вечного холода и гнили, не нужные никому, ничего не хотящие? Они закопали золото в мох, утопили в болотах. Жизнь их – обман, избывший сам себя. Но я благодарен им. Я пришёл к ним с мечом – а они пробудили во мне память и указали путь, приведший меня к тебе.

– Я слыхал, что среди великой пустыни тоже есть горы, ещё сохранившие огонь, и среди них живут нищие, больные люди, прячущие ото всех тайны, уже давно никому не интересные. – Балла усмехнулся. – Может, они, как твои потомки богов, хранят силу. Они черны, как я. Говорят, весь окрестный люд ненавидит и презирает их. Но меня судьба не заставила идти к ним. Мою кровь пробудили двое: рыцарь-франк, похожий на тебя, и хитрый хозяин убийц с ливанских гор. Хочешь воды?