Читать книгу - "Охотники за курганами - Владимир Николаевич Дегтярев"

двум сотням человек нужна была особинно. Но вот писан был реестр казенным подчерком, а подпись — смухлевана. Баба Демид, конечно, в случае Государевых розысков от сей бумаги отопрется, да стоит ли его тягать? Дело сделано, и дело — большое. Токмо как снова траты Государевы оправдывать перед Императрицей? Она в своем особом рескрипте даже не помянула про оружие. А как без оного идти по стране упорных своей жестокостью иноверцев? Опять выходит, что равнять счета придется подземным золотом. А золото подземное подлый иноземец Полоччио не отдаст добром… Если то золото еще отдаст себя из земли наверх, на свет Божий… Про то пока на воде вилами писано… Значит — что?

Егер подтолкнул князя:

— Опосля, барин, станешь голову греть. Ныне держи-ка ее в холоде… И разреши холопу твоему верному и вечному из сих пистолей пристрел совершить. Руки так и чешутся!

Глава 18

Лагерный шум при подъеме обозников на заре обычно Полоччио не будил. А тут — случилось проснуться. Шум в лагере стоял несвычный, громкий и матерный.

Шум разбудил и Гербергова. Тот спал, как и ученый посланник, раздевшись до исподнего. В железной повозке стояла духота.

— Пойди посмотри, что за маета, отчего людям спать не дают? — сказал Полоччио Гербергову.

Тот отвернулся, скорчил рожу, но стал послушно одеваться.

***

Почти рассвело. Лошади уже запряжены, половина повозок круто развернута на восток. Люди — солдаты, повозочные — строились в общее каре.

Посреди людского квадрата стоял мрачный князь Гарусов в новом генеральском мундире. Стоял он возле толстого пенька. В пеньке, отсвечивая лезвием рассветное солнце, торчал топор.

Гербертов от ужаса взглотнул, поперхнулся, подался назад, в «сундук».

— Казнь намечается, — хрипло вымолвил он.

Полоччио с удивлением глянул на маленького толстого человека и продолжал одеваться. Натянул высокие башмаки, сказал:

— Вяжи!

Гербертов бездумно, по-лакейски, присел на коленки, принялся завязывать шнуровку аглицкого капитанского корабельного башмака.

На улице поднялся шум. Полоччио оттолкнул Гербергова, сам захватил узлом второй башмак, прицепил шпагу и шагнул из вагенбурга. Глядя ему в спину, Гербертов с припозданием понял прозвание ученого посланника — прохиндей Колонелло.

Ведь Полоччио вышагнул наружу в полном мундире полковника войск Венецианской республики.

Князь Тару сов краем глаза уловил выход обмундированного ученого посланника наружу, но продолжал говорить, раздельно и громко:

— Мною распоряжено, что на походе человецы животы свои блюдут по древлянскому обычаю, заведенному нашими предками искони и навечно. Сей закон в Сиберии имеет первейшее условие соблюдения, ибо идем мы в земли незнаемые, против народцев немирных. Идем ратью, а не татьской подлой ходьбой. Посему приказ мой о трезвенности на походе должен выполняться до отдачи головы. О чем я предупреждал на последней черте.

***

Полоччио, в голубом мундире, шитом золотом и при серебряных кантах, толкая солдат, вошел в каре и встал в пяти шагах напротив князя.

Глядя ему в глаза, князь окончил речь:

— Два солдата, Веня Коновал да Сидор Бесштанный, сей наказ предков и мой приказ выполнить не старались. Пили тайно вино и других к тому подстрекали…

Полоччио на время растерялся. От лошадей несло терпкой вонью мочи, утренняя роса выдавливала из степных растений одуряющие запахи.

Туда, на восход солнца, далеко — тянулась зеленая равнина, плоская и безмерная.

Огромного роста монах в черной рясе держал в одной руке раскрытую книгу в черном переплете, в другой — золоченый крест. Перед ним на коленях, босые, до пояса обнаженные, молились два солдата. Быстро крестились русским обычаем.

Полоччио оторвался от этого дикого зрелища и огляделся, ища Гурю.

Того не виделось.

— Егер! — зычно крикнул ссыльный майор в генеральском мундире. — Веди ко плахе первого!

Егер, в красной рубахе до колен, подпоясанной ремнем при серебряной пряжке, взялся за рукоять мясницкого топора, крикнул:

— Веня! Коновал! Подь сюды!

Веня Коновал, плотный угрюмый парень, поднялся с колен, отряхнул штаны и, набычив голову, подошел к пеньку.

— Вину свою признаешь? — спросил Артем Владимирыч.

— Да, — отозвался солдат, прищуренно глядя на топор.

— Клади башку! — распорядился Егер.

Веня Коновал опять опустился на колени, обхватил руками пенек, поворочал головой, поудобнее устраивая ее на шершавом спиле пня.

Егер расставил в полушаг ноги, поднял топор.

Люди в каре шумно выдохнули. Ближние лошади, почуяв нервность людей, забили копытами.

— Стой! — крикнул в лицо князю одаренный видением Полоччио. — Именем Императрицы — стой!

Егер так, с поднятым топором, оглянулся на князя. Тот держал лицо строго и беспечно.

Полоччио дошагал под взглядами людей вплоть до князя и зло зашипел, путая слова:

— Мой приказ! Мой приказ — вести на поход быдлос, абер нихт морт! Либерти — свободу — дай дизес зольдатен!

Князь Гарусов медленно снял перед ученым посланником шляпу:

— Это наша страна, герр ученый. Мы живем по нашим наказам… законам. Нам тут никто свой, иноземный, наказ дать не может. Куда идти — твой указ, как идти — наш наказ.

— Пошел вон! — проорал Полоччио и подсек язык.

Две сотни людей глядели на него с ненавистью!

Предводитель отряда Артем Владимирыч Гарусов одним толчком вернул шляпу на место.

***

А ведь не этого добивался Полоччио! Не огульной к себе ненависти! Полоччио желал на походе привести как можно более народа в свое полыцение, под свою руку! В далекой сейчас Европе быдло солдатское и повозочное уже валялось бы перед ним в ногах за выказанную милость — пощаду виновным. А эти русские? Они что — умом тронулись? Глядят так, будто сейчас его, Полоччио, сомнут и затопчут!

За рядом солдатского каре, напротив Полоччио, приподнялся на цыпочки Гербертов. Он поднял на миг руки и сделал ученому посланнику общий для всех торгашей знак: потер пальцы рук.

Венька Коновал поднял голову с пенька, сказал Полоччио грубо:

— Уйди, блядомор, дай спокойно сдохнуть! Егер, рубай, душа не терпит!

Егер снова примерился топором.

— Стой! — снова закричал ученый посланник. — Я русские законы понимать! Буду думать, как вы все! Но и мой закон прошу знать и выполнять — я буду купить этих людей!

Егер выматерился. Князь тихо сказал в его сторону:

— Покупает, значит, чего ты его матушку невзлюбил? — и громко крикнул: — Сие есть солдаты Государевы, Ваше ученое степенство! Продаже, по закону, они не подлежат!

Полоччио осекся. Тут дело правое. Солдат — раб государства. Мертвого солдата укупить можно, живого — никак.

Слева от Полоччио ряд каре раздвинулся. В разрыв солдатской линии вошел и мерно двинулся на середину людского квадрата