Читать книгу - "Гибель адмирала Канариса - Богдан Сушинский"

— Что вы хотите этим сказать?

— Скорее, спросить. Не знаете ли, отчего это вдруг все воспылали страстным желанием слышать голос рейхсфюрера?

— Мне некогда задумываться над подобными аномалиями, штандартенфюрер.

— А я вот вынужден задумываться. И над этим — тоже.

Если бы таким образом с Шелленбергом позволил себе говорить какой-либо другой полковник, он, конечно же, немедленно привел бы его в чувство. Однако полковник Брандт являлся не только личным адъютантом Гиммлера, но и очень близким ему человеком. С этим приходилось считаться во все времена, но особенно теперь.

— Мне понятна ваша гордость за авторитет шефа, — все же деликатно указал Брандту на его «место на коврике у двери» бригадефюрер. — Но лично мне рейхсфюрер нужен по очень важному делу.

— В связи с арестом Канариса, следует полагать? — иронично хмыкнул адъютант.

«Вот оно в чем дело! — осенило Шелленберга. — Брандту уже известны подробности моего перевоплощения в конвоира бывшего главы абвера, и теперь он воспринимает меня, как попавшего в западню хорька. Что ж, этого следовало ожидать».

— Вы поражаете меня своей прозорливостью, Брандт, — произнося это, Шелленберг исподлобья наблюдал за адмиралом. Тот уже догадался, что произошла какая-то осечка, и нервно разминал суставы пальцев. — Вот только заменить собой рейхсфюрера вы пока что не способны.

— Но и рейхсфюрера тоже нет.

— Позвонить на домашний?

— Неужели не понятно, что в такое время рейхсфюрер не может отсиживаться дома?! — почти осуждающе возразил Брандт.

— Но должен же он пребывать в эти минуты где-то в пределах рейха?

— Будем считать, что да, — сладко зевнул штандартенфюрер. И Шелленберг выразительно представил себе, как этот кряжистый коротышка сидит сейчас, развалившись в кресле, и мнит себя если не в облике Гитлера, то уж своего шефа — точно. — По секрету могу сообщить, что он отправился в «Вольфшанце». Самый срочный вызов.

— В «Вольфшанце»? — переспросил Шелленберг исключительно для оконфузившегося флотоводца, растерянно прислушивающегося сейчас к их разговору. — Как давно это произошло?

— Часа полтора назад. Сейчас он, возможно, еще в воздухе.

Вздох облегчения, которым Шелленберг отблагодарил адъютанта Гиммлера, предназначался не для слуха Канариса. В душе бригадефюрер почти с ужасом ждал того момента, когда в трубке раздастся голос самого великого магистра ордена СС. Он и в более беспечные времена остерегался позванивать Гиммлеру, а теперь ведь надо было отстаивать «врага фюрера и рейха» Канариса. Да к тому же в присутствии самого Канариса, который легко мог оказаться свидетелем его бессилия и позора.

— Странно, что рейхсфюрер отправился туда без вас. — В этой фразе Шелленберга были и подозрение в том, что Брандт лжет, и мелкая месть, и примирительное сочувствие… Все зависело от того, как она будет истолкована штандартенфюрером.

— О чем он, конечно же, пожалеет, — все с тем же непробиваемым добродушием согласился Брандт.

Положив трубку на рычаг, Шелленберг изобразил разочарование.

— Как вы уже слышали, адмирал, Гиммлер улетел в «Вольфшанце».

— И вместе с ним улетучилась моя последняя надежда.

— Разыскать его в ставке вряд ли удастся. Тем более что время позднее. И не думаю, чтобы адъютант обманул меня. — Канарис слушал его молча, но смотрел так, как можно смотреть лишь на Христа Спасителя. — Не судьба, адмирал, не судьба.

— Очевидно, вы правы, — угрюмо признал адмирал и повел длинной тонкой шеей, словно уже сейчас прилаживал ее к петле. — В любом случае вы — мужественный человек. Я ведь понимаю, что Гиммлер мог воспринять ваше заступничество как попытку спасти своего сообщника. Так что вы здорово рисковали, Вальтер. Уже за одно это я признателен вам.

— Я сдержал свое слово и еще найду возможность основательно поговорить с рейхсфюрером.

Канарис скорбно взглянул на Шелленберга.

— Последняя просьба, бригадефюрер: пойдемте в отведенные мне «апартаменты», разопьем прощальную бутылку вина. Или хотя бы по глотку. Вас, гауптштурмфюрер, тоже приглашаю. Много времени у вас это не отнимет.

Оба «стражника» посмотрели на адмирала, как на назойливого, слишком гостеприимного хозяина, одернуть которого они не решаются.