Читать книгу - "Ошибка Перикла - Иван Аврамов"

— Мы воевали вместе с Гиперидом. Он был храбр, как лев, а силен, как тысяча спартанцев вместе. Мне трудно вспоминать, но под стенами Потидеи его поджидала смерть. Из любого боя он вышел бы победителем. Но что он мог поделать, если с высоты прямо ему на голову обрушился огромный камень. Позволишь узнать твое имя, досточтимый?

— Пасикл, сын Ликса. Мы все — и Ксантипп, и Гиперид, и я были дружны, как никто в нашем прекрасном и проклятом богами городе. Ах, как жаль отважного Гиперида! — Лицо Пасикла искренне опечалилось. — Это был настоящий герой. Но Гипериду повезло! Хотя бы уже потому, что он не захлебнулся в собственной рвоте, как это, может, ожидает нас. Давай, дружище Сострат, выпьем в их честь по чаше вина. А уж потом третью — в честь спасителя.^[207]Мы получили славное наследство! Ксантипп оставил мне Синеокую Стафилею, слаще которой нет во всей Элладе, Гиперид тебе — свой фамильный перстень-амулет. Кто знает, не сними он его, глядишь, остался бы жив.

— Я тоже просил его об этом, благородный Пасикл, — согласился Сострат. — Но человек, верно, чует свою смерть.

Теперь, освоясь, он ясно видел, что пирующие у Меланта потеряли всякий стыд. За спиной у него, издавая звуки, которые приличествует слышать только двоим, совокуплялись пожилой, весь в шрамах, старик с совсем юной девицей. Старик пыхтел, а девица сладострастно визжала, в упоении выкрикивая: «Ты был прав, мой божественный Полибий: выдержанное вино куда крепче молодого! Ты неутомим и вынослив, как старый жеребец, мне же остается изнемогать раз за разом! О, как я хочу и не хочу, чтобы ты излился! Я умираю, я на вершине блаженства, мой несравненный Полибий!»

Двое слуг по приказу Меланта волокли по полу аристократа, у которого подозрительно покраснели, воспалились глаза, а сам он трясся в ознобе — уж не зачумленный ли? Одна из флейтисток, не расставаясь, впрочем, с инструментом, который сжимала в руке, упала головой в серебряное блюдо с жареным мясом и смиренно отдалась Морфею. Чуть поодаль одна пара самозабвенно играла в коттаб. На дальнем конце стола философствовали, громко поминая в горячке спора имена Анаксимандра, Фалеса и Гераклита с Пифагором. Совсем рядом с участниками этого странного симпозия в луже красного, похожего на кровь, еще не впитанного дорогим персидским ковром вина «плавал», и впрямь загребая руками, какой-то вконец опьяневший юнец. Эта же лужа чем-то понравилась молодой, только-только, видимо, нашедшей себя паре — то немногое из одежды, что еще оставалось на них, было сорвано, отброшено прочь; мокрые, вымазанные вином и от этого розовые тела всецело отдались ритму соития, а седобородый лысый старик, счастливо, дурашливо смеясь, стоял над совокупляющимися и щедро поливал их густым тягучим вином из амфоры.

Сострат весь отдался насыщению, жадно запихивая в рот куски жареной баранины, лакомясь вяленой, истекающей янтарным жиром рыбой, макая маленькие слоеные пирожки в мед, пробуя решительно все выставленное щедрым хозяином и искренне недоумевая: «И откуда только у Меланта эти богатые, нескончаемые, что ли, съестные припасы?»

— Итак, как и договаривались, третья — в честь спасителя! — тянясь к Сострату наполненной с краями чашей и проливая вино на стол, даже на ноги Сострата, возгласил хмелеющий все более и более Пасикл.

Две музыкантши с изысканными прическами, что сидели напротив Сострата, тронули струны кифар и глубокими грудными голосами запели, нисколько не смущаясь тем, что бессовестно клевещут на действительность: