Читать книгу - "Борель. Золото - Петр Петров"

Рашпиндаев неуклюже карабкался на сцену, а вслед его подстегивали смешки:

— Запарился, горяга…

— Да вон лестница… Очурайся…

— Мозгой тронулся.

С первых скамеек гремели рашпиндаевцы:

— Зажим самокритики!

— Посмотрим, как пойдет дело…

— В болото не сядьте…

Стуков звонил чубуком трубки о пузатый графин, стучал окрашенными глиной сапогами. Гурьян смотрел вперед и по ответным взглядам, по улыбкам теперь видел, что подавляющее большинство с ним. Пыл Рашпиндаева пропал. Он беспомощно толкал в воздух короткопалыми кулаками и бросал малоосмысленное:

— В тресте — дураки. Инженеры наши — вреды. А откуда умные мы? Кавардак затеяли. Но кто отвечает за эту чехарду? Кто проверил, что у нас есть в земле? Может, там не золото, а глина.

— Глина у тебя в голове.

Яцков стоял на скамье, блестя голым затылком. Был он невзрачный и смешон среди крупных шахтеров. Протестующие выкрики ошеломили Рашпиндаева. С багровым лицом и горящими глазами он скатился со сцены. Пеночкин отказался взять слово и хватал безусым ртом воздух, как рыба, попавшая на сушу. Стуков опять колотил о графин, стараясь перекричать шахтеров.

— Голосуй, — отрывисто кинул Бутов.

— Не горячись, Нил. Товарищи, кто желает еще?

— Довольно.

— К делу валяй…

Секретарь тряхнул плечами и заглянул в газетный листок. Многолетний опыт и знание шахтеров подсказали, что слова здесь лишни.

— Гвозди резолюцию, — требовали от порога.

— Значит, голоснем? — Стуков взмахнул рукой.

— Заостряй!

Гурьян начал с запинками, не договаривал слова, исправлял текст во время чтения. И удивлялся, что голос креп с каждой секундой, легко улетал через обширное здание в нерушимую тишину. Секретарь нажал кулаком на стол и подался грудью к собранию.

— Кто против?

Вокруг Рашпиндаева и Пеночкина поднялось десятка два рук, и это рассмешило шахтеров.

— Брысь! — не вытерпел Яцков. — Ну и армию собрал. А куделились, что вся пятая за вами.

Собрание снова зашумело, заглушая свистящий кашель старика. Гурьян поднял глаза, когда густая чаща рук грозно взметнулась над головами шахтеров за его резолюцию, и легко шагнул к лестнице. В дверях к нему пристал Рашпиндаев.

— А все-таки неправильно, товарищ Нарыков, — захлебывался он. — Наш шахтком и ячейка снимают с себя ответственность за этот план.

За Гурьяна ответил Бутов:

— Мы еще посмотрим, из какого материала сделана ваша ячейка. Сам-то ты давно на Улентуе?

— Не все ли равно, товарищ, — крутил рукой Рашпиндаев. — Во всяком случае, я член партии с двадцать пятого.

— Мало, друг. Оно и видать тебя. Поди, герой гражданской войны?

Рашпиндаев сверкал белками беспокойных глаз, топтался, будто собирался перепрыгнуть через недоступную стену. Его оттесняли от директора и Бутова шахтеры.

— Смех не к месту, Нил Семенович. И тебе, как старому кадровику, довольно совестно так отвечать нашему брату.

— А ты спросил меня вчера? — Бутов выпрямился, отчего Рашпиндаеву стало страшно. — Раньше набузите, а после с разъяснением идете. Понятно, почему пятая вниз ползет. Расходился со своей ячейкой. Сколько вас нашлось таких яровитых?

— Сколько б не было, но мы же имеем голос…

— И мышь имеет голос.

Рашпиндаев потерялся среди рудокопов. По поселку перекликались собачьи голоса с людской речью, а за рудником тоскливо шумели сопки. И утром, когда шел в райком с личными делами членов своей ячейки, досадливо вспоминал насмешку Бутова. На примерзлую землю, на засушенную траву падали первые снежинки. Мутное небо шелушилось — так казалось не проспавшемуся секретарю ячейки.

В комнате Стукова плотно сидели и стояли парторганизаторы и секретари ячеек. По заключительному слову Рашпиндаев понял, что совещание о проведении штурмовки закончилось.

— Спите вы ударно, — усмехнулся один из соседей Рашпиндаева.

— Где надо, не проспим…

Секретарь пятой оборвал на полуслове. Он узнал раскрытое перед Стуковым свое личное дело.

Участники совещания расходились, торопясь на свои участки. Стуков глазами позвал Рашпиндаева.

— Садись ближе, ты опоздал, — начал он, глядя в помрачневшее лицо вчерашнего противника. А затем перелистал дело и косо передернул плечами. — Ну, познакомился я с тобой и пришел к заключению, что ты кем-то втянут в болото. Как это может быть, чтобы бывший кузнец, а теперь студент горного рабфака пошел против партийной организации рудника и потащил в эту грязь неокрепшую ячейку шахты…

— У ячейки своя голова есть, — Рашпиндаев порывисто пересел со скамьи на стул, сломал в пальцах толстую цигарку.

— Никто и не говорит, что у ней пустой котел на плечах, — Стуков собрал на лбу глубокие морщины. — Но ты забываешь, что у вас много смеси. Почти кандидатская груша, совсем неиспытанная в трудностях и непроверенная. Ну, вот, кто такой Пеночкин? И почему он вечно каркает, как отощавшая ворона?

— Пеночкин честный крестьянин-середняк, — Рашпиндаев выкинул вперед жидкую папку.

— Тут и в руку-то взять нечего, — заулыбался Стуков. — Видно, что работа его на производстве днями считается. А колупни покрепче и поглубже — смотри и не середняк окажется. Таких у тебя десятка три-четыре наскребется. Ты говоришь масса, а масса-то жидкая, выходит.

Рашпиндаев заскрипел стулом и пустил в лицо секретарю райкома охапку дыма.

— Но почему же, товарищ Стуков, думаете, что у нас только барахло. Ведь нет такого зажима, чтобы мнения своего не иметь.

— Нет такого. Нет и того, чтобы группировки высиживать и пакостить партии. Ты что же, не признаешь большинства? Не желаешь с нами выполнять программу рудника?

— Почему так… Мы решение признаем…

Стуков грузно ударил о пол коваными сапогами и поднялся, наклоняясь к собеседнику. В кулаке сломался карандаш, а серые небольшие глаза уплыли в глубь орбит.

— Ты шутишь или дурака валяешь? — Рашпиндаев отодвинулся и замигал. — Подчиняться, а не признавать вы должны. Иначе, к черту! Понял, что это за фигели. Здесь так, а на собрании и в шахте по-другому. Эти штучки мы знаем. И прямо говорю: или работай, или выложи вот сюда партбилет. Я вижу, брат, иголку ночью, а ты начинаешь вилять. Знай, что полетит здесь всякая рашпиндаевщина. Шахтеры не любят таких музыкантов. — Секретарь райкома захлопнул портфель и начал надевать кожанку. Багрянец слетел с тугих щек Рашпиндаева. Он застегивал полушубок и не мог продеть пуговицу в петлю. А затем бледный, с трясущимися выпуклыми губами, косолапо частил за Стуковым и не мог выговорить ни одного слова.