Читать книгу - "До последнего солдата - Богдан Сушинский"

— Если с двумя разведчиками и радистом, то получается сорок четыре. Ну, еще старик, девка и учительница. Тоже, считайте, полтора штыка.

— Вот именно: полтора. Правда, гарнизонного снайпера Калины это не касается. Остальные двое… Что поделаешь, резервов не предвидится. Кстати, надо позаботиться о том, чтобы и эти «полтора штыка» тоже были вооружены и, в случае чего… Как только Кобзач ушел, дверь штабной комнаты распахнулась и в проеме ее, подталкиваемый прикладом автомата восстал Лазарев. Одной рукой он держался за щеку у виска, а другую, с растопыренными пальцами, выставил так, словно хотел защититься от удара капитана.

— Что здесь происходит? — сурово поинтересовался комендант у Мальчевского, который, собственно, и пригнал этого, «особо доверенного».

— К немцам драпануть собирался, товарищ капитан.

— Н-не п-правда! — заикающимся голосом возразил Лазарев. — Уйти пытался, это под протокол, однако же не к немцам.

— И не просто собирался, а уже драпал. Мы его в заслон направили, а он, придворный рысак королевы Елизаветы, к фрицам бежать намылился. Но я бойцов предупредил. Перехватили и хорошенько дали ему. Хотели, правда, дезертирский трибунал устроить, с расстрелом, замененным на повешение, но высокое заседание я пока что отменил.

— Не собирался я бежать к фрицам! — закричал особо доверенный, — Не собирался, не собирался. У меня сведения особой важности. — Но, после того как Мальчевский ударил его кулаком в затылок, сразу же понизил тон. — Я просто хотел уйти, чтобы перебраться на тот берег, к своим.

— Вы были зачислены в состав гарнизона, — жестко напомнил ему Беркут. — И на армейском языке «уйти», тем более — с поста, означает дезертировать.

— Но я не был мобилизован. Вы сами окруженцы, и вы не имели права зачислять меня в свое подразделение.

Он прокричал еще что-то, однако комендант выслушал его с полным безразличием.

— Ну что, — оживился Мальчевский, когда «особо доверенный» наконец умолк, — свое последнее слово этот дезертир Бургундского полка прокричал, думаю, можно вешать?

Беркут едва удержался, чтобы не огласить приговор: «Расстрелять перед строем», но вовремя сдержался. Он понимал, что после возвращения своих эта история может всплыть. А ему и так предстояли «задушевные беседы» с особистами, так зачем усложнять себе жизнь?

— Где его оружие?

— Винтовка у меня, на всякий случай, реквизировал, как брошенную на поле боя, — объяснил младший сержант.

— Неправда, не бросал я оружие! — уже откровенно запаниковал Лазарев. — Я с оружием, товарищ капитан! Вы не имеете права. Я буду жаловаться!

— Жалуйся-жалуйся, — ухмыльнулся Мальчевский. — Только у апостола Петра день сегодня неприемный.

Лазарев попытался прокричать еще что-то, однако, получив еще один удар в затылок, окончательно умолк.

— Оружие вернуть, — решил прекратить эту сцену капитан, — струсившего бойца отправить туда же, в передовой дозор у ворот Каменоречья.

— А если он опять вздумает?…

— При повторной попытке дезертирства, предадим военно-полевому суду.

— Так, может, прямо сейчас и предадим? Ведь понятно, что он опять струсит и попытается бежать.

— Не стану я бежать, — почти взмолился Лазарев. Но, после небольшой паузы, вдруг добавил: — Все, раз надо, я останусь здесь, в Каменоречье, и буду сражаться. Но потом все равно обжалую ваши действия. И ваши, и тех, кто меня избивал.

— Выполняйте приказ, младший сержант, — не стал реагировать на его угрозы Беркут. А когда Мальчевский подтолкнул «особо доверенного» к двери, добавил: — И поручите наблюдение за ним рядовому Звонарю.

— Да я сам его…

— Вы слышали, что я сказал.

— Звонарю, значит, на съедение? Ну, это гвардеец надежный…

— Звонарю, Звонарю… — многозначительно подтвердил комендант. — Сейчас в гарнизоне каждый штык на вес жизни, так что пусть заставит этого труса воевать.

— И заставит, — угрожающе пообещал младший сержант. — Всех — под знамена и под барабанную дробь.