Читать книгу - "Рубин из короны Витовта - Николай Дмитриев"

Минхель мигом вскочил и, вздрагивая от волнения, в сопровождении стража пошёл длинным коридором, в конце которого по каменным ступеням поднялся вверх и через другую дверь вышел наружу. Тут Ганса ожидали пара стражников и крытый возок. Ювелира затолкали туда, причём один страж сел с ним рядом, а два других встали на запятки, и возок сразу же покатил в неизвестном направлении.

Дорога оказалась недлинной. Не успел Минхель очухаться после столь резкой перемены, как возок встал. Ганса вывели наружу и, не дав осмотреться, завели в какой-то дом. Впрочем, кое-что Минхель успел заметить. Стража осталась возле возка, а по лестницам и коридорам просторного дома его, похоже, вёл обычный прислужник.

Судя по всему, дом принадлежал какому-то богатею, поскольку, когда Минхеля в конце концов привели в комнату, ювелир по профессиональной привычке обратил внимание на золотые шпалеры, полностью закрывавшие стены. Мебель была тоже подстать обоям и состояла из стола, гнутых стульев и резного поставца, на верху которого Минхель углядел китайскую вазу.

Однако разглядывать мебель долго не пришлось. Слуга незаметно исчез, а вместо него в комнату зашёл человек в меховой хламиде. Минхель присмотрелся, и в душе у него всё оборвалось: перед ним стоял сам заказчик короны, который недавно заходил в мастерскую ювелира, чтобы оценить работу. Хозяин безусловно заметил, что мастер узнал его, но ничего не сказал, а наоборот, со строгим видом развернул свёрнутый в трубку лист бумаги, с которого на красных шнурках свешивались четыре печати, и неспешно прочитал:

Свидетельство,

данное цехом золотых дел мастеров Гансу Минхелю

Я, Хунрад Офелин, я, Генрих Цотман, я, Хунрад Пейтингер, и я, Хунрад Кунлин, золотых дел майстры, уведомляем этой грамотою всех, что Ганс Минхель, который родился в Аусбурге, благочестивый и честный золотых дел майстер, добросовестно работал с рубином, название какового «королевский камень» и после выполнения работы предъявил изделие без изъяну.

Писано в пятницу, после дня Варфоломея.

Закончив чтение, хозяин поднял взгляд на ювелира:

– Как же так получилось, гер майстер?.. Такой уважаемый человек…

Услыхав такое, Минхель всполошился:

– Ваша милость! Что?.. Что-то не так сделано?.. Так вы не обессудьте, я, если надо, мигом!..

– Нет, работа хорошая, – хозяин загадочно усмехнулся. – А вот язык, похоже, длинноват…

– Ваша милость, присягаюсь! – Минхель чуть ли не задрожал от преданности. – Я про корону ни слова… Никому ничего!

– Неужели? – бровь хозяина поднялась вверх. – А кто же тогда про «королевский камень» по всему городу раззвонил?

– Так я же… – растерялся Минхель и еле слышно пробормотал: – Только своим, про свойства…

Ювелир наконец-то уяснил, что дела плохи, но, к своему вящему удивлению, сначала услыхал:

– Вот и расскажи мне о них, – а потом увидел, как хозяин, собираясь послушать, спокойно сел на стул…

* * *

За замковым муром[154]мирно звонил колокол. Пилигрим, который только что вышел из дома епископа, прислушался, а после, отойдя к ограде усадьбы, осмотрелся кругом. На городской улице царило спокойствие. Мещане не спеша шли по своим делам, через опущенный замковый мост въезжала валка селянских возов, а совсем рядом с пилигримом прошёл весёлый охотник, от меховой куртки которого ощутимо несло мокрой псиной. Вероятно, короткий летний дождь, прошедший утром, захватил лесовика где-то в дороге.

Дождавшись, пока неприятный запах, словно повисший в воздухе, пропадёт, пилигрим медленно зашагал по улице. Миновав здание монастыря, он прошёл Брамой Нижнего замка и возле новостройки костёла Святой Троицы повернул вправо, оказавшись на берегу речки, которая здесь протекала совсем рядом с городским муром.

Там полюбовавшись видом окружающих холмов, густо испятнаных соломенными крышами пригородных хат, пилигрим пошёл берегом, с интересом следя за нагруженным до предела челном, который неспешно плыл в том же направлении. И хотя кмети в челне старательно гребли, чтоб удержать его по стрежню, пилигриму казалось, что они движутся почти рядом, поскольку тут было не главное русло, а узковатая боковая протока.

Вероятно, предвкушая конец пути, гребцы налегли на вёсла, и их посудина, набрав ход, лихо повернула, чтобы с разгона ткнуться носом в глинистый берег. Тут уже было достаточно стружков и коломяг[155], теперь отличавшихся друг от друга только тем, что одни, разгруженные, были частично уже вытащены из воды, а возле ещё бывших на плаву суетились, перекладывая товар, озабоченные лодочники.

Пилигрим прошёл берегом ещё дальше, за эту импровизированную пристань, и, оказавшись в шумном предместье, остановился неподалеку от огромной толпы. Тут, на Рыночной площади Окольного замка, гудело торжище, где волнами перекатывался над головами гомон сотен людей, пришедших и приехавших сюда не только из города, но и из окрестных сёл.

Кое-как притерпевшись к раздражающему гаму, пилигрим начал осматриваться. Рынок, расположившийся на обширной площади в окружении мастерских ремесленников и товарных складов, был главным местом торговли. Именно сюда сходились люди, чтобы тут среди комор, клеток, будок, яток и ларей[156], забитых всяческим крамом[157]найти всё, что им было нужно на сегодняшний день.

Тут можно было купить ткани и посуду, иструмент и конскую сбрую, рыцарские латы и оружие, металл и стекло, кожу и бумагу, заморские пряности и фрукты, рыбу и пиво, вино и мёд, зерно и овощи, смолу и дёготь, соль и воск, чтобы потом, по обычаю, отметить удачную покупку в одном из шинков на расположенной почти рядом Еврейской улице.

Вот только сегодня пилигриму ничего из пречисленного не было нужно. Однако он всё-таки нырнул в толпу и, вскорости отыскав ряд, где торговали живностью, стал присматриваться к покупателям, интересовавшимся псами. Стоит отметить, что хорошая собака, из тех, что продавались на рынке, стоила почти сто грошей, в то время как за свинью просили только двадцать. Соотвественно, никакой особой толчеи здесь не было, а потому пилигрим достаточно быстро высмотрел нужного человека.

Потом, несколько выждав, он подошёл к нему сзади и негромко произнёс:

– Герр Гинне…

Человек резко обернулся, и пилигрим с удовольствием отметил про себя, что не ошибся. Да, это был шут Витовта, вот только сейчас на нём не было ни шапки с ослиными ушами, ни полосатых штанов, ни серебряных звоночков, которые должны были болтаться на ноге. Да и вообще внешне Гинне теперь выглядел как вполне добропорядочный немецкий бюргер[158].