Читать книгу - "Дрейк - Вероника Мелан"

Базар я не любила. Из-за таких вот «прилипал», из-за навязывания, когда толком ни посмотреть, ни выбрать. Не купишь в первые тридцать секунд, значит, уходи, не занимай места, дай другим посмотреть.

Иногда было терпимо, когда посвободней, когда не плыли по проходам сотни людей, высматривая, выискивая, вынюхивая, споря и переругиваясь. Но выбирать не приходилось – бабушке нужно было пальто, температура в октябре неумолимо стекала вниз по столбикам термометра, и нашим заданием стало убедить в нужности приобретения теплой вещи саму Таисию Захаровну. С поставленной целью неплохо справлялась и одна мама, бойко наскакивая на продавщиц, в рекордно короткое время срезая цену почти в половину, отзеркаливая возмущенные взгляды ледяным спокойствием, не переставая при этом перебирать, рассматривать, расстегивать и застегивать – сказывался опыт бывалого закупщика. Продавщицы под ее натиском скукоживались, как омары под кипятком, и пока шло тщательное исследование товара, прятались под капюшонами и держали напомаженные рты закрытыми.

Желание поэкспериментировать с переносом вещей пришлось оставить с самого утра. Базар длился уже полтора часа и продлится, наверное, еще столько же. Наплывами, волнами прибывали люди – толпились у лотков с товарами и у шашлычных. В высокие ворота втекал основной поток и через минуту рассасывался по рядам.

А ведь уже суббота. Осталось всего два дня….

Наблюдая за девочкой, разглядывающую вязаную шапку с ушками-косичками, я тоскливо думала о том, что все это время делала что-то не так. Либо выбирала не те методы самоубеждения, либо вообще подходила не с того конца. Но как правильно? Может быть, не следовало слепо верить в аффирмации (повторение – мать учения), а поработать с антиубеждениями? Ведь не зря о них упоминал Дрейк.

Дрейк. Он стал теперь таким же далеким, как сам Нордейл. И становился с каждой минутой все дальше. Можно, конечно, не пройдя тест, все равно возвращаться в тот мир, но это будет так же грустно, как, не пройдя отборочный тур, сидеть на лавочке возле университета. Когда каждое лицо будет напоминать об упущенных возможностях. Грустно.

А вокруг ульем гудел базар.

– Девушка, вам показать поближе? Нравится кофточка, давайте достану….

Я быстро отошла в сторону, прибавила шагу и нагнала маму и бабушку, занятых примеркой.

– Дин, бабушке больше зеленый цвет подходит или коричневый?

– Зеленый, – не задумываясь, ответила я, и бабушка довольно кивнула.

Мама принялась рассуждать о преимуществах той или иной модели, а я посреди рокота и шума снова погрузилась в собственные мысли.

Если сидит во мне антиубеждение «я не могу», тогда как отыскать его местонахождение? Это же не компьютерщику развинтить системный блок и поменять жесткий диск и не хирургу взять да вырезать болячку, чтобы не мешала жить и развиваться. Мозг – сложнейший инструмент, а как устроен – не видно. И никакой рентген не поможет. Действительно ли я верю, что «не могу»? Наверное, да.

А если попробовать по-другому? Представить себя в парке с зажатой в руке монеткой? Хорошо-хорошо увидеть ее в ладони в Нордейле, чтобы у реальности не было выбора, кроме как воплотить меня в новом месте с денежкой. Но ведь тогда придется каждую вещь, находящуюся в руках, в карманах, на плече, на теле – все придется досконально запоминать и перепредставлять, а забыл – так поплатись пропажей. И что, получается, и инвентарь сумки придется запоминать? Каждый раз раскладывать с собой арсенал на ковре и приговаривать «Когда я перенесусь, у меня с собой будут „сапожки, гармошка и брошка“»? Нет. Не то. Это способ изменения поверхности, а менять нужно фундамент. Основополагающее знание о собственных возможностях, то, что лежит в самом низу, как плита.

– Даже и не думай! Убери деньги, тебе пенсии едва на продукты хватает. Я заплачу, это наш с Динкой тебе подарок.

Бабушка охала, продавец жадно косился на пачку денег в маминых руках.

– Вот, возьмите. Дин, тебе нравится?

Я окинула взглядом бабулю, стоящую уже в совершенно другом новехоньком серо-голубом зимнем пальто с меховым воротничком, все так же сжимающую холщовую сумку, будто спасательный круг.

– Здорово! Ты такая красивая в нем! Это же нечета тому, что было.

Она улыбнулась – морщинистые щеки порозовели, а из глаз почти ушла неуверенность.

– Сюда только шапку хорошую подобрать….

– Вот-вот! – подхватила мама. – Сейчас и займемся.

Я прикусила язык. Брякнула, не подумав, тем самым подписала себе приговор. Не видать мне сегодня практики, одной теорией, похоже, придется заниматься в бесконечных, заполненных людьми проходах.

Черт! Что же делать? Может, помочь им ее выбрать, тогда и самой выбраться удастся?

Кто-то толкнул меня в спину локтем. Бросив возмущенный взгляд на хама, выбирающего домашние шорты с нарисованными улыбающимися скелетиками, я кинулась догонять своих.

После базара поехали к бабушке. Приготовить обед и помочь с уборкой. В маршрутку заскочили в последний момент, нашли три свободных места, разместили рядом объемные баулы, доверху забитые приобретениями: базар поделился не только зимним пальто и шапкой, но так же шарфом, рукавицами, сапогами на меху, домашними тапочками и халатом, цветастым пледом, новой самоотжимающейся шваброй и набором кухонным полотенец.

Мама выглядела довольной, бабушка ошалевшей, а я…. Я бы подумала, что это замечательный выходной, если бы не громко тикающие в голове часы – маятник-гильотина, отрезающая секунды, как кругляшки морковки, слой за слоем, подбираясь к основанию.

Ревел мотор. Надрывно и развязно играл шансон. Подскакивал на ухабах зад автобуса, грохотали ему в такт разболтанные сиденья.

За окном безмятежно синело небо.

Воскресенье.

Судный день намечался на завтра, но настал уже сегодня.

Шесть утра. Сна ни в одном глазу. Бесконечные копания в голове утомляли хуже тяжелой физической работы. На полу валялись разбросанные книги, раскрытые в разных местах; обилие покрытых строчками листов вызывало приступы отчаяния.

Девять утра. Чайный пакетик плавал на поверхности пузырем, не желая тонуть. Я притапливала его ложкой, но он стойко держался «за жизнь», выталкиваясь со дна. Очередная попытка представить себя на лавочке в Нордейле с зажатой в руках пятикопеечной монетой закончилась пропажей последней. Скрипели зубы, болела от усилий голова.

Полдень. Все должно быть как-то проще…. Без титанического напряжения. Нужно расслабиться и сделать это. Просто взять и сделать…. Как?

На кухне гремела посуда, в раковину текла вода – мать готовила обед.

– Дочь, а ты чего сегодня в такую рань подскочила? Повалялась бы….

– Не спалось, мам.

– Не поможешь мне потереть морковку?

– Ага, давай.

Оранжевые кусочки разлетались во всех направлениях и, несмотря на попытки быть предельно аккуратной, хаотично покрывали края тарелки и стол вокруг.