Читать книгу - "Исаак Лакедем - Александр Дюма"

— Вот так же, — произнес Христос, глядя на агнца, — так же и меня привяжут к столбу. Ведь я, как говорил еще Иоанн Креститель, истинный агнец Божий!

Ягненок откликнулся жалобным блеяньем.

Иисус вздохнул. По всей видимости, ему глубоко претило то, что придется зарезать бедное животное. Но, хотя и с сожалением, он совершил это так быстро, как только смог, и тотчас отвел глаза.

Кровь собрали на серебряное блюдо. Иисусу дали веточку иссопа, которую он обмакнул в кровь, а затем, подойдя к дверям комнаты, помазал кровью оба дверных столба и замок, веточку же укрепил над дверью со словами:

— Истинно говорю вам, братья, пророчество Моисея и речение о пасхальном агнце воплотятся. Не только дети Израиля, но всех племен на этот раз навсегда выйдут из дома рабства.

Затем, обернувшись и вглядываясь в глубь комнаты, он спросил:

— Вы все собрались?

— Да, все, — отвечал Петр.

— Нет только Иуды, — заметил Иоанн.

— Знает ли кто, где он? — спросил Иисус.

Ученики и апостолы переглянулись, взглядами вопрошая друг друга.

— Никто не знает, — сказал Иоанн. — Он покинул нас чуть ранее, нежели Петр и я пошли в Иерусалим. Не видя его, мы подумали, что ты что-то поручил ему.

— Нет, — с грустью ответил Иисус. — В этот час он служит не мне, а другому… Но я благодарен ему, что он оставил мне малую толику времени, чтобы попрощаться с матушкой. Приготовьтесь же к вечере. Как только Иуда вернется, я приду за ним следом.

Иисус вышел и в одиночестве направился к маленькому домику, о котором уже шла речь. Там ужинали благочестивые жены.

В прихожей Иисус встретил Магдалину.

— Что ты здесь делаешь, дитя мое? — спросил он.

— Я почувствовала, что ты сейчас придешь, Господи, и пошла тебе навстречу.

Иисус протянул ей руку для поцелуя. Она сжала божественную ладонь и страстно прижалась к ней губами.

— Магдалина, — прошептал он.

— Что, Господи? — покраснев, откликнулась грешница.

— Где моя матушка?

— Она ненадолго вышла. Сейчас она в саду.

— Это хорошо, — вздохнул Иисус. — Иду туда.

— Позволь мне показать тебе дорогу, учитель! — бросилась к дверям Магдалина.

— Мне ведомы все пути, — ответил Иисус.

Она замерла в печальном смирении. Иисус поглядел на нее с глубоким состраданием, затем тихим, как вздох цветка, голосом проговорил:

— Укажи мне дорогу.

Не сдержав радостного вскрика, она пошла впереди него.

Иисус пересек комнату, где уже стараниями Марфы был накрыт стол. Благочестивые жены сидели, тихо переговариваясь.

Увидев Иисуса, они встали.

Как и говорила Магдалина, Богоматери среди них не было.

Иисус прошел мимо них и, следуя за Магдалиной, вошел в сад.

Растения в сумерках выгибались, напоминая птиц, перед сном прячущих голову под крыло. Но сейчас они как бы выпрямились, словно уже всходило солнце. А цветы, закрывающиеся на ночь, подобно глазам спящих, открылись и стали изливать ароматы, обычно запрятанные в их чашечках до рождения дня.

Иисус увидел Богоматерь, молящуюся на коленах под теребинтом.

Он жестом остановил Магдалину и подошел к Марии такими легкими шагами, что она не услышала его приближения.

Какое-то мгновение Иисус с глубокой грустью глядел на нее, затем мягко произнес:

— Матушка!

Дрожь пронзила все существо Марии, как в день, когда она услышала голос ангела.

— Сын мой! — вскричала она, протягивая руки навстречу Иисусу.

Тот поднял ее с колен и подвел к скамье, на которую Богородица села или, вернее сказать, рухнула, не отрывая глаз от осененного благодатью сына.

И в этот миг ее лицо, тронутое неясной тенью страха и озаренное материнской любовью, казалось, хранило на себе отсвет поистине небесного огня.

Впрочем, Господь попустил, чтобы в знак нетленной чистоты она оставалась молодой и прекрасной. И лет ей можно было дать едва ли более, чем ее сыну. Никакая женщина в Иерусалиме, в Иудее, да и во всем свете не смогла бы сравниться с нею красотой.

— О сын мой, ты вспомнил обо мне!

— Я увидел, что творится в твоем сердце, матушка. И вот я здесь.

— Если ты читал в моем сердце, ты видел и то, что меня страшит?

— Да, матушка.

— Ты знаешь, о чем я просила Господа?

— Чтобы он внушил мне мысль покинуть Иерусалим.

— О да, возлюбленный сын. Уйди из Иерусалима!.. Вернемся в Назарет! Бежим в Египет, если понадобится!

— Матушка, — произнес Иисус, мягко беря ее за руку. — Подошли сроки, и не время сейчас бежать опасности, а надобно противостоять ей.

Богородица содрогнулась всем телом.

— Послушай, — сказала она. — Ты часто мне говорил о дне погибели, хотя и неясными словами: ребенком — в Египте, подростком — в Иерусалиме, зрелым мужем — на берегу Генисаретского озера… Нередко в беседах с учениками ты повторял слова о жертве, о заклании, о пытке. Каждый раз, когда подобные речи слышались из твоих уст, меня охватывала дрожь и ужас проникал в душу. И все же, когда ты просил: «Идем со мною, матушка!» — это успокаивало меня. Я думала: если мое возлюбленное дитя подвергалось бы смертельной опасности, я бы не слышала от него слов «Иди со мной!»

— А если, напротив, я тебе говорил «Иди за мной!», потому что, предвидя скорое расставание, не хотел потерять ни одного мгновения из тех, что мне осталось пробыть подле тебя?

Лицо Богоматери побелело, как накидка на ее голове.

— Сын мой! — взмолилась она, — во имя слез благодати, пролитых мною тогда, когда ангелы возвестили твое зачатие; во имя небесного блаженства, затопившего все мое существо, когда я увидела твою первую улыбку в Вифлеемской пещере, где ты явился на свет; во имя гордости, что я испытала, когда пастухи и волхвы явились поклониться тебе; во имя несказанного счастья, что было мне даровано, когда, проискав три долгих дня, я нашла тебя в храме окруженным старейшинами, чья земная наука впала в ничтожество пред лицом богоданной премудрости моего ребенка; во имя Духа Святого, обитающего в тебе и делающего тебя благодетелем человечества, — обещай матери твоей, что она прежде тебя сойдет в могилу!

— Матушка, еще земля была гола и бесформенна, еще мрак окутывал пропасти земные и небесные, и ни мужчина, ни женщина не существовали нигде, кроме как в замысле Создателя, — уже тогда Отец мой, в согласии со мною и Духом Святым, размышляя в вечном безмолвии, порешил вторично воплотить облик божества в личине падшего человека. Более четырех тысяч лет прошло с тех пор. Ведомо и Отцу моему, и небесам, звездам и солнцам, свидетелям Творения, сколь тяжко я страдал о грядущем моем унижении, которое призвано спасти человечество… Но вот долгожданный день земного воплощения настал: уже тридцать три года я славлю Господа. И вот прошлой ночью на Масличной горе, где я молился с мыслью о той боли, какую причинит тебе моя гибель, я сказал Господу: «Отец мой! Неужто для свершения вечного и святого завета нет иного пути, кроме как смерть сына твоего?» И явился мне ангел с небес и передал слова Всевышнего, что длань его распростерта над всей землей и грехи мира сего искупятся моей смертью.