Читать книгу - "Еретик - Бернард Корнуэлл"

— Я собираюсь ждать, — ответил Томас.

— Потому что явится твой кузен?

— Для этого я сюда пришел, — сказал Томас.

— А допустим, у тебя не останется людей? — спросил сэр Гийом.

Некоторое время Томас молчал. Потом, после затянувшейся паузы, спросил:

— И тебя тоже?

— Я с тобой, — ответил сэр Гийом, — хоть ты и чертов дурень. Но если сюда заявится твой драгоценный кузен, он придет не один.

— Я знаю.

— Он-то не сваляет такого дурака, как этот Жослен. Он не подарит тебе победу.

— Я знаю, — угрюмо повторил Томас.

— Тебе нужно больше людей, — сказал сэр Гийом. — У нас есть гарнизон. А нужна небольшая армия.

— Было бы неплохо, — согласился Томас.

— Но пока она, — сэр Гийом покосился на Женевьеву, — будет здесь, пополнения ждать не приходится. Никто к нам не придет, а многие нас покинут. Трое гасконцев вчера уже ушли.

Три ратника даже не стали дожидаться своей доли выкупа за Жослена. Они просто сели на лошадей и уехали на запад искать другого командира.

— Трусы мне не нужны, — проворчал Томас.

— О, не будь таким непроходимым глупцом! — рявкнул сэр Гийом. — Твои люди не трусы. Они готовы сражаться с другими бойцами, но не поднимут оружия против церкви. Они не осмелятся сражаться с Богом.

Он замолчал; очевидно, ему не хотелось произносить то, что было у него на уме. Решившись, он сказал:

— Тебе нужно отослать ее, Томас. Она должна уйти.

Томас устремил взгляд на южные холмы. Он молчал.

— Она должна уйти, — повторил сэр Гийом. — Отошли ее в По. В Бордо. Куда угодно.

— Если я это сделаю, — сказал Томас, — она погибнет. Церковники отыщут ее и сожгут.

Сэр Гийом посмотрел на него в упор.

— Ты влюблен, верно?

— Да, — признал Томас.

— Господи боже мой, черт возьми! — воскликнул в отчаянии сэр Гийом. — Чертова любовь! Вечно от нее одни неприятности.

— Человек рожден для любви, — отозвался Томас, — как искры пламени рождены, чтобы лететь вверх.

— Может быть, — хмуро сказал сэр Гийом, — только вот проклятое топливо в него подбрасывают женщины.

— Всадники! — неожиданно крикнула Женевьева, прервав их разговор.

Томас подбежал к восточному парапету и увидел на восточной дороге появившийся из леса отряд в шестьдесят или семьдесят ратников. Они были одеты в оранжево-белые цвета графства Бера, и Томас сперва подумал, что это явился со свитой человек, чтобы вести переговоры о выкупе за Жослена, но потом увидел, что над их головами реет не леопард Бера, а церковная хоругвь из тех, какие носят в процессиях по святым праздникам. Она свисала с поперечины, и изображен на ней был голубой покров Девы Марии. А за хоругвью, на маленьких лошаденках, рысили десятка два клириков.

Сэр Гийом перекрестился.

— Плохо дело, — отрывисто произнес он, потом повернулся к Женевьеве. — Никаких стрел! Ты слышишь меня, девчонка? Никаких чертовых стрел!

Сэр Гийом сбежал по ступенькам, а Женевьева посмотрела на Томаса.

— Прости меня, — сказала она.

— За то, что прикончила святошу? Плевать мне на этого сукина сына!

— Сдается мне, они явились, чтобы проклясть нас, — сказала Женевьева и вместе с Томасом подошла к той стороне крепостной стены, которая выходила на главную улицу Кастийон-д'Арбизона, западные ворота и мост через реку.

Вооруженные всадники остались за городской стеной, тогда как духовенство спешилось и, выстроившись за хоругвью торжественной процессией, направилось по главной улице к замку. Большинство клириков были в черном, но один, увенчанный митрой, в белоснежных ризах. В руках он держал белый, с крючковатой золотой рукоятью посох. Это был по меньшей мере епископ. Грузный старец с выбивавшимися из-под золотого обода митры длинными седыми волосами, не обращая внимания на преклонивших колени горожан, поднял взор к стенам замка и воззвал:

— Томас! Томас!

— Что ты будешь делать? — спросила Женевьева.

— Послушаю его, — ответил Томас.

Взяв ее за руку, он спустился с ней на маленький бастион, уже заполненный лучниками и ратниками. Робби был уже там, и, когда появился Томас, шотландец указал на него и крикнул вниз, епископу:

— Вот он — Томас.

Епископ ударил посохом о землю.

— Во имя Господа, — во всеуслышание возгласил он, — всемогущего Отца, и во имя Сына, и во имя Духа Святого, и во имя всех святых, и во имя нашего Его Святейшества Климента, и во имя власти, дарованной нам, дабы вязать и разрешать узы, как на земле, так и на небесах, я вызываю тебя, Томас. Я вызываю тебя!

У епископа был звучный голос. Его было далеко слышно. Единственным другим звуком, кроме ветра, был приглушенный говор горстки людей Томаса, переводивших речь прелата для не знающих французского языка лучников на английский. Томас надеялся, что епископ будет говорить по-латыни и один он сможет понять, о чем речь, но хитрый прелат предпочел, чтобы содержание его речи стало ведомо всем.

— Известно, что ты, Томас, — продолжил епископ, — некогда крещенный во имя Отца, Сына и Духа Святого, отпал от тела Христова, совершив грех предоставления убежища и крова осужденной еретичке и убийце. Имея в виду сие богопротивное деяние, мы, скорбя душою, лишаем тебя, Томас, и всех твоих соучастников и приспешников причастия тела и крови Господа нашего Иисуса Христа.

Он снова ударил посохом о землю, и один из священников позвенел в маленький ручной колокольчик.

— Мы отделяем тебя, — продолжил епископ, его голос отдавался эхом от высокой главной башни замка, — от сообщества верующих христиан и отлучаем от священных пределов церкви.

И вновь посох ударил о камни мостовой и прозвенел колокольчик.

— Мы отнимаем тебя от груди нашей святой матери церкви на небесах и на земле.

Звонкий тон колокольчика эхом отдался от камней главной башни.

— Мы объявляем тебя, Томас, отлученным и осуждаем тебя на предание геенне огненной с Сатаной и всеми ангелами его и нечестивыми присными его. За содеянное тобою зло мы предаем тебя проклятию и призываем всех любящих Господа нашего Иисуса Христа и верных Ему задержать тебя для предания надлежащей каре.

Он в последний раз глухо ударил посохом, бросил на Томаса грозный взгляд, а потом повернулся и пошел прочь в сопровождении сонма клириков и священной хоругви.

А Томас стоял в оцепенении. Его охватил мертвенный холод и ощущение пустоты. Как будто почва ушла из-под его ног и разверзлась бездна над пламенеющим жерлом ада. Ушло все, на чем зиждется земная жизнь; надежда на милосердие Божие, на спасение души — все было сметено, и сметено, как опавшие листья в сточную канаву. В один миг он превратился в настоящего изгоя, отлученного от Божьей благодати, милости и любви.