Читать книгу - "Пьер де Жиак - Александр Дюма"

Однако неведомая пагубная сила сводила на нет все предпринимаемые Артуром усилия: король, энергичный и преисполненный доброй воли, пока его поддерживало присутствие коннетабля, впадал с его отъездом в свойственную его натуре апатию. Удалившись в Иссудун (англичане, посмеиваясь, называли его тогда «королем Буржским»), Карл VII проводил свои дни на псовой или соколиной охоте, вечера — за игрой в карты или кости, а ночи — между угасавшей любовью к Марии Анжуйской и нарождавшейся любовью к Агнессе Сорель.

В конце одного из таких бесплодных дней, позволивших Ла Гиру сказать, что «никогда доселе не бывало короля, который бы столь же весело терял свое королевство», Карл, удостоившийся с тех пор имени Славный, но в описываемое нами время еще не заслуживший ничего другого, кроме прозвища Беззаботный, играл в кости с Пьером де Жиаком, своим фаворитом, в одном из залов Иссудунского замка; хотя эта игра была в те времена весьма распространена, король относился к ней скорее как к забаве, способной развеять скуку, нежели как к удовольствию; время от времени он свешивал руку, чтобы потрепать великолепную белую борзую, растянувшуюся у его ног и отвечавшую на его зов тем, что она вытягивала свою длинную гибкую шею и приоткрывала умные выразительные глаза. Наконец король выронил рожок слоновой кости, которым он до того поигрывал в руках, развернул кресло и, склонившись к своей любимице, едва слышно присвистнул; собаке, очевидно, был хорошо знаком этот зов: она сейчас же привскочила на задние лапы, а передние поставила королю на колени.

— Хорошо, Фидо, хорошо! — похвалил Карл. — Красавица моя, умница! Я гораздо более благодарен герцогу Миланскому за этот подарок, чем за три тысячи его ломбардцев, которые для начала разграбили мои провинции, а кончили тем, что проиграли битву при Вернее; будет тебе, Фидо, золотой ошейник, как только я получу корону.

— Слышишь, Фидо? — вмешался в разговор де Жиак. — Хозяин обещает, что ты издохнешь с французским гербом на шее.

Фидо едва слышно зарычал.

— Это еще не точно, де Жиак, — с печалью в голосе откликнулся Карл, поглаживая свою любимицу. — Ведь на эту корону чертовски много претендентов, и самые красивые цветы с нее уже оборвали. Должно быть, наши грехи прогневали святого Дионисия, покровителя Франции, или Господа Бога нашего, судии королей, ежели дела королевства идут все хуже и хуже.

Король испустил вздох, а Фидо ответил на него ворчанием.

— Послушайте, де Жиак! — продолжал король. — С тех пор, как меня стали предавать люди, я не раз испытывал желание взять в советники своего пса и довериться его инстинкту в выборе своих друзей и недругов.

— В таком случае мне недолго пришлось бы ходить у вашего величества в советниках, — заметил де Жиак, — ведь я у Фидо в немилости.

— Такие случаи известны, — продолжал король, отвечая скорее на свои мысли, чем на замечание советника. — Господь нередко поручал животным служить проводниками людям. Третьего дня, помните, в лесу Дун-ле-Руа мы совсем было потерялись, все спрашивали друг у друга дорогу, никто не знал, в какую сторону идти. И тогда мне пришла в голову мысль спустить Фидо с поводка и последовать за ним. Четверть часа спустя мы нагнали лошадей и пажей, ожидавших нас на опушке леса.

— Ваше величество путает инстинкт с мыслию, сердце животного — с душою человека.

— Верно, верно; но загляните в эти прекрасные глаза, Пьер. Не станете же вы отрицать, что в них светится ум? Приглядитесь к этим ушам: вот они навострились, вслушиваясь в мои слова; не кажется ли вам, что они разворачиваются словно для того, чтобы лучше меня понять? Несомненно, они слышат. Мне достаточно приказать Фидо выйти, и он уйдет; стоит мне его окликнуть, и он вернется: по одному моему знаку он ложится наземь. Да мои придворные даже этого не умеют, а удостоены звания людей. Правда, есть нечто такое, что всегда будет их отличать от этой прекрасной собачьей породы: они не умеют находить потерявшегося хозяина и кусают его, когда он падает.

Молчание, последовавшее за этой мрачной шуткой, длилось бы бесконечно долго, может быть, благодаря разнообразным мыслям, которые она породила в умах обоих собеседников, если бы не Фидо: он встрепенулся и заволновался; это означало, что в соседней комнате происходит нечто необычное. Король следил взглядом за умным животным: собака не сводила глаз с двери.

— Смотрите-ка, Пьер, к нам пожаловал кто-то чужой; поглядим, как его примет Фидо: я буду держаться с ним сообразно с тем, как поведет себя моя любимица; пусть на сей раз она будет председателем Королевского совета.

В это мгновение приподнялся закрывавший дверь гобелен и паж доложил:

— Его сиятельство Артур, граф де Ричмонт, коннетабль Франции.

Король вздрогнул, де Жиак побледнел; Фидо бросился к двери.

Коннетабль появился на пороге: борзая, видевшая его в первый раз, лизнула ему руку.

— Это вы, кузен! — с некоторым вызовом вскричал король. — Да это настоящее чудо — видеть вас здесь! Я полагал, что вы в этот час сражаетесь в Нормандии во славу Франции, защищая интересы короны.

— Так это и было, государь, — отвечал Артур, поглаживая борзую, породу и красоту коей он, казалось, оценил с первого взгляда. — И отнюдь не моя вина, что я в этот час нахожусь здесь, вместо того чтобы выбивать три лилии Франции на стенах Сен-Джеймес-де-Беврона.

— Что же вас заставило явиться без нашего разрешения, кузен?

— Многочисленные просьбы, с которыми я должен к вам обратиться, государь.

— Говорите! — приказал король.

Артур приблизился на несколько шагов. Карл жестом пригласил его садиться; однако коннетабль знаком показал, что хотел бы говорить стоя.

— Государь! — с важностью начал Артур. — Я не стану обращаться к вам от имени бретонского королевского дома; вы знаете, его род столь же древний, как и род королей французских. Я, как вам известно, сын отважного герцога Жана, вернувшего себе Бретань со шпагой в руках, в то время как ваш батюшка потерял Францию.

— Господин де Ричмонт! — нахмурившись, прервал его Карл VII.

Фидо лег к ногам коннетабля.

— Государь! — продолжал Артур. — Позвольте мне договорить. Когда я закончу, вы накажете меня, ежели я окажусь неправ. Благородный герцог, мой отец, умер, когда мы еще были юнцами; герцог Филипп Смелый, бывший, как и вы, королевским сыном, взял нас под свою опеку и привез в Пикардию; однако вскоре он тоже умер, и я перешел в руки его светлости герцога Беррийского, другого сына короля, а тот поручил храброму дворянину родом из Наварры по имени Перони заняться моим военным образованием; герцог, ваш дядюшка самолично наблюдал за этим так, будто я был ему родным сыном. Вот почему во время убийства герцога Орлеанского в тысяча четыреста седьмом году я оказался не в партии герцога Бургундского, а среди его недругов; это был первый мой политический шаг, и именно с той поры я взял в привычку держать данное слово.

— Да, я знаю, что вы — верный слуга.

Артур холодно поклонился и, словно не обратив внимания на похвалу короля, продолжал: