Читать книгу - "Сокровища горы Монастырь - Михаил Иванович Ханин"

Но при этом я чувствовал в его выходках и существенную долю самодурства и вседозволенности человека, без которого никто не может обойтись и которого никто не может поставить на место. Пуп земли, кормилец, добытчик, вот и куражится.

Я попытался поговорить с ним, остудить его забубенную голову, привести в чувство. Но он ничего не хотел слышать, матерился, орал, брызгая слюной, и бешено закатывая глаза. Вот тогда-то я и решился на крайнюю меру – демонстративно покинул его дом и поселился в палатке на берегу Зеленой.

Это был довольно сильный ход. Мной дядька всегда гордился, а моим мнением дорожил. Он отдавал себе отчет в том, что после моего демарша его осудит и вся деревня. А людского осуждения он всегда боялся. В ярости он тогда разбил свою машину. Я упоминал об этом.

Но… постепенно буян начал успокаиваться – выплеснул зло до дна из души. Даже вот отправил ко мне сыновей с деревенскими деликатесами. Сейчас мне представился повод для окончательного примирения и возможность увидеть плоды своих педагогических потуг. А еще меня разбирало любопытство. И я отправился к дядьке.

И снова черная «Волга»

В ограде у дядьки шаражились два пьяненьких мужика. Они пытались выгрузить из телеги какие-то мешки, что совсем не радовало дядьку.

– На х… вы привезли прошлогоднюю картошку? – орал он на них. – У меня что здесь, заготконтора, что ль? От людей стыдно! Вы мне за первач деньги, деньги давайте. На худой конец, дробленку или зерноотходы. А картошку мне и свою девать некуда. Через два месяца свежей накопаю!

Казалось, он вот-вот начнет охаживать своих клиентов вилами. Во всяком случае, стушевавшиеся мужики от него именно этого и ждали и держались с опаской. Но дядька сдержался. Выглядел он ужасно: узкие прорези глаз едва просматривались из-под лиловых, местами кровавых подтеков, нос смотрел в сторону, был выбит последний в верхнем ряду зуб и два в нижнем, по подбородку стекала струйка крови.

«Хорош! Это тебе не тетку бить!» – мелькнуло у меня в голове, но вслух я ничего не сказал. Был дядька и сам заметно пьян и сразу бросился мне на шею.

– Видишь, как меня, сволочи, отделали? И главное, за что? – неожиданно всхлипнул он, но сразу взял себя в руки и прибавил: – Проходи, я сейчас!

В дом он прошмыгнул почти следом за мной.

– Боится, б…, оставить меня одну, – хмыкнув, прошептала тетка, указывая тайком на свежий синяк под глазом. – Чтобы я про его фокусы тебе рассказать не успела.

Это была женщина с необъятной талией, грудями по полведра, круглыми синими глазами, давно уже покорно и где-то не без юмора принимающая удары судьбы. В смысле мужа. Она сразу принялась накрывать на стол, нарочито громко возмущаясь грубыми нравами заезжих бандитов. Не слишком проницательному дядьке было приятно чисто показное сочувствие.

– Очертенело все! – пожаловался он. – Всю жизнь жилы рву, а толку нет. Не говоря уже про человеческую благодарность. Нету ее, нету! И все, наоборот, ненавидят меня. Моим салом и меня же по мусалам! Сыновья волками смотрят, баба на меня всем жалуется. Сейчас вот вроде пожалела, а в душе, поди, рада, что ее мужа бандюки от…ли!

«Вот тебе и непроницательный!» – подивился я про себя.

– Побойся Бога, Егор! – неискренне запротестовала тетка, но дядька лишь махнул рукой.

– Люди… Да что там про людей говорить! Ты вот и то сбежал, – продолжил он перечисление своих обид. – Хоть в палатке жить, только не у родного дяди. Стыдоба! Всем я как кость поперек горла… А эти сволочи что со мной сделали и, главное, за что? Слышал?

– Так, малость, – уклончиво ответил я. – Рассказывай!

– Давай выпьем сперва! – предложил дядька.

– Ужинать садитесь! – ворчливо приказала тетка. – Успеешь, б…, нажраться. И без того уже лыка не вяжешь!

Мы не стали перечить, чинно уселись за стол, закусили, выпили, снова закусили. Из рассказа дядьки я понял, что сегодняшний день не заладился у него с утра.

– И все из-за этой халды, – мрачно констатировал он, кивнув головой в сторону тетки. – Сумку со жратвой по уму не могла собрать, отправила мужа на выпаса без курева.

Та сразу обиделась и заворчала, потрогав синяк:

– Ага, у тебя, буря с вихрем, одна я всегда во всем виновата: и что зарплату не платят, и что Ельцина на второй срок выбрали, и что тебя бандиты отлупили, и что на выпаса без сигарет уехал. А сам, б…, куда смотрел?

Не обратив никакого внимания на ее протесты, дядька продолжил свое повествование. Следующая неприятность поджидала его утром в лесу: он со своим стадом напоролся на оранжевую палатку с бандитами. Возле палатки стоял, почти висел на веревках, привязанный к сосне высоченный худощавый молодой человек, почти парнишка. Он был без сознания, голова свешивалась на грудь.

«Должник! – догадался дядька. – Бабки, сволочи, выколачивают!»

«Чернов», – мелькнуло у меня в голове. Дядьке стало не по себе. Он попытался побыстрее миновать это место, но, как назло, его собаки сцепились с собаками Пельменя. Их дядька хорошо знал. На лай и визг из палатки высунулась обритая наголо голова с опухшей не то со сна, не то от пьянки мордой и рука с пистолетом.

Мужик нервно выругался и пообещал перестрелять дурных собак вместе с хозяином и клячей, если они не слиняют по-быстрому. Перетрусившему дядьке удалось-таки отозвать собак и прогнать стадо дальше. Но день был окончательно испорчен.

Нестерпимо захотелось сделать хотя бы несколько затяжек, чтобы успокоиться, однако в сидоре с продуктами не оказалось ни одной пачки сигарет. Отчаянно матерясь, он то и дело поглядывал на еле заметную в траве дорогу, чтобы в случае удачи стрельнуть у кого-нибудь сигаретку.

Шансов на удачу было мало. Хорошо, если по ней проезжал или проходил кто-то из рыбаков, ягодников или грибников хотя бы раз в неделю. И сам дядька забрался со стадом в эту глушь первый раз за лето.

Тем временем буренки мало-помалу разбрелись, и он стал собирать самых блудливых. Услышав гул двигателя, он ломанулся через кусты к дороге. Там, метрах в трехстах, дядька увидел черную «Волгу». В азарте он