Читать книгу - "Земля забытого бога - Максим Дуленцов"

Текст и впрямь был выписан плохо, неразборчиво, но Михайло знал его почти наизусть.

– Ты ведь древлей веры?

– Да, как батюшка и матушка учили и бабка Василиса. Новую веру не приемлем мы…

– Так вот, знай, что есть благостная земля на востоке, где вера наша живет и процветает, где нет попов великоросских, где нет царя, а правят всем люди честные, там, в той земле, есть и епископы нашей веры, и даже патриарх. И церквей русских числом сорок стоит, а в тех церквях водят посолонь, поклоны бьют все четыре: и в пуп, и в пояс, и метания, и проскинезу, купели там полные, для троекратного омовения, обливанцев там нет, а живут все в достатке и счастье, скота не счесть, земли от хлебов стонут. Зовется та страна Беловодием. Вот туда я и стремлюсь.

– Так не врешь? Така земля есть? Так надо туда бежать же! – глаза Груни разгорелись огнем, румянец на щеки вылился, стала она еще краше, Михайло даже задохнулся такую красоту видеть рядом. Но вздохнул, продолжил далее:

– Не вру, есть она, только путь туда заказан. Кто до той земли добирался – уже не вертался назад, ибо из рая пути назад нет. А токмо один инок вернулся с трудами жестокими, дабы рассказать честному люду, где счастье искать. Звали его Марк из Топоозерского скита. Вот он эту книгу и написал, да дорогу указал смутно. Я же хочу тот путь пройти и вернуться, а по дороге все описать точно, дабы все ревнители древлей веры дониконианской собрались и в путь двинулись вслед, чтобы все счастие обрели, а из России, что захвачена антихристом, выбрались навсегда. Вот и пишу, как идти.

– Как интересно-то! А далеко ты дошел?

Михайло вздохнул:

– Нет. Дошел до города Кунгура, да там разбойники меня полонили. Вот оне же и сюда притащили. Но сейчас я уйду, только вот припасы соберу да и уйду по льду.

– А возьми меня с собой! – Груня прильнула к Михайле, приобняла его за шею, – я тоже счастья хочу. Я научусь писать и буду тебе помогать, да и в дороге сгожусь, я сильная, могу еду готовить, могу лошадью править, батюшка научил.

Михайло даже думать о том не мог, чтобы красавица Груня с ним пошла. Да готов он на все, чтобы она с ним была, с радостью. Груня прыгала вокруг и целовала Михайлу в зардевшиеся щеки, а он желал в тот момент только одного – овладеть ею и мыслию, и порочно, хоть и гнал от себя то чувство, понимая, что без родительского благословения никак нельзя.

А родитель у Груни мужик был нелюдимый, и за все время так к гостям и не вышел, то в лесу пропадал, то на реке. Груня же о замужестве и не думала пока, а вот в далекие страны уйти, где счастье, сбежать от опостылевшего жития, от родительской опеки – это ей всегда хотелось, с той поры, как налились ее груди соком, как потяжелела коса. Звало ее естество из родного дома на волю, а какая воля в деревне? Шесть домов да три семьи, да десятки верст до людей. Лесом не дойти, водой не доплыть, да батюшка и не пустит. Скучно было девке в лесу, свободы хотелось до судорог. А тут гости такие, да еще – ученый человек, да который знает, где счастье, как не воспользоваться таким случаем?

Близился день поминовения апостолов Петра и Павла, кончался Петров пост, насельники починка готовились к празднику, кто-то принес добытого лося, кои водились поблизости, кто-то пек хлеба, доставали свежую медовуху из погреба, вся деревня истинно радовалась, почитая Петра, каменя веры, и Павла, истинного учителя. Конечно, более радовались разговению, мясу и хлебу, молоку и редкому в тех краях настоящему ляйсину вместо пустой каши и чая на травах. После молитв на лестовках, уставных метаний и крестного хода округ деревни посолонь, все сели за столы уже за полночь, пили медовуху, веселились и кряхтели от необычного количества разнообразной еды. Даже стерлядка присутствовала в ухе да в разваре. Груня с девушками пели псалмы под управлением бабки Василисы, да девушки были немногочисленны и корявы по сравнению с красавицей Груней.

Осип с Иваном тоже за столом сидели, Михайло же службу отстоял, да к себе в сарайку ушел писать книгу заветную. Иван изрядно набрался, а Осип пил умеренно, да и разве такого богатыря медовуха свалит? Вина бы казенного, да его не было. Все глядел Осип на Груню, хмурил брови, пирога в рот не брал.

До Петрова дня казаки пропадали на берегу с Федькой, примеривались да выясняли, как половчее барки брать на прижиме, всё силы рассчитывали, даже пару молодцов безголовых с деревни сговорили на помощь, купили на сладкую жизнь да целковые, обещанные в мошну. А теперь вот расслабились, да Осип все думу свою думал. Запала ему в сердце красавица Груня, не мог он от нее глаз отвесть, так запала, что думал он уж взять ее силой. Спросил Ивана намедни, а Иван покачал головой:

– Нет, брат, не по-христиански это. Люди нам кров дали, пищу, помогли, а ты девку портить задумал. Чай не в вольнице теперь, негоже так, не башкирец же ты дикий, а православный. Проси у отца благословения да женись.

– Чай, не даст-от он, – хмуро отвечал Осип, вожделея в уме своем Груню до одури.

– А не даст, так уводом бери да в церковь к попу. Поп-от у вас далече? – спросил тогда Иван Федьку, который мотнул головой, указав на ту сторону Камы:

– Не, недалече, вона туды да в речку к заводу Полазнинскому. Тама церква и два попа-братца, Василий да Филипп Востремянины, служат там оба.

– Мзду берут?

– А как!

– Ну вот, выкрадем твою любу да в церковь, там и обвенчаетесь, а опосля на низ уйдем. Тут кто нас ловить будет? Побоятся, у самих рыло в пуху.

Осип кивнул тогда, а ныне на празднике все смотрел на Груню, поющую псалмы, да едва сдерживал свое естество. До увода дело покамест не дойдет, барки брать надо, богатства добывать, а то и попам в церкви платить нечем. Но как стихли все – кто заснул за столом, кто тихонько медовуху цедил, а девки пошли в лесок на праздник на милого погадать – покрался за ними Осип, улучил момент, схватил в темноте Груню за руку, прижал к себе зашептал слова жаркие:

– Груня, судьбинушка моя, люба ты мне, девка, за тебя медведя заломаю руками, отдайся мне, красава, в шелка одену, серебром засыплю…

Вырвалась изворотливая девка из лапищ, скрылась за липы, оттуда крикнула:

– Вот засыпь сначала, потом поговорим! – и, смеясь, убежала.

Лишь вслед Осип стенал:

– Вот те крест, засыплю, поедем со мной, женой будешь, честью прошу! – да Груни уж след простыл, лишь смех из ночного леса слышался да голоса подружек. Ушел Осип к Ивану, выпил медовухи и решил – пора бы уж барку ловить, да к попам в церковь за реку самокрутку-свадьбу готовить.

Тем временем Иван сидел с тезкой, дедом Иваном Зенковым, шеметёвским старожилом, да все расспрашивал захмелевшего старика:

– Ну, вот скажи, чаво это у вас место так странно прозывается – Шемети?

– Так по реке, река Шеметь – деревня тож Шемети, – хитро отвечал дед.

– Ну а река почему Шеметь?

– Сказать – боюсь соврать, не сказать – боюсь предать.