Читать книгу - "На Сибирской флотилии - Геннадий Турмов"

– паспортной книжкой за № 860, выданной мне из Петроградского политехнического института как младшему лаборанту 7-го сентября 1911 года;

– ссылкой на Ежегодник Института инженеров путей сообщения за 1913–1914 гг., стр. 18;

– ссылкой на показание лиц, находящихся во Владивостоке и работающих под моим руководством в Петроградском политехническом институте и Институте путей сообщения».

К письму прилагалась справка:

«Я, нижеподписавшийся, инженер-механик Петроградского политехнического института Александр Никитич Годеридзе, настоящим подтверждаю, что Виктор Петрович Вологдин с 1910 по 1916 года, в бытность мою студентом того же Института, действительно состоял лаборантом Лаборатории паровых котлов, а также и преподавателем на Кораблестроительном отделении того же института, где он читал курс морских паровых механизмов».

Виктор Петрович Вологдин, будучи начальником Технического бюро Дальневосточного механического и Судостроительного завода[16], продолжил преподавать в различных учебных заведениях города, был избран еще и деканом механического факультета Политехнического института.

Однажды он пришел домой после окончания рабочего дня в несколько возбужденном состоянии.

– Слушай, Катюша, – с порога заявил Виктор Петрович, – мне предложили должность ректора института.

– Какого? – захлопала от удивления глазами Екатерина Александровна.

– Как «какого»? Политехнического…

– Ну, и чего тут рассуждать. Соглашайся, да и все. Хоть что-нибудь будет постоянным.

На следующий день Виктор Петрович Вологдин был избран ректором Владивостокского политехнического института и проработал в этой должности до 1923 года, когда Политехнический институт вошел в состав Государственного Дальневосточного университета в качестве технического факультета.

Еще в период японской оккупации на квартире у Мацкевичей состоялось совещание трех: Вологдин, Токмаков, Мацкевич.

Вадим Дмитриевич в своих воспоминаниях пишет:

«Энергичный папа подыскал три места службы:

Дальзавод, технический отдел, морской порт – главный инженер, Иман – лесопильный завод Скидельского.

“Друзья” взяли два первых места: папа отправился механиком, а затем управляющим на лесопильный завод в Имане».

Вероятно, в мальчишеской запальчивости Вадим взял в кавычки слово «друзья», как бы иронизируя над выбором вакансий. Но он был не прав. «Засветившегося» Мацкевича надо было «запрятать» куда-нибудь подальше, чтобы его не «замели» соответствующие органы. Будущее показало правоту друзей.

После ареста и освобождения Дмитрия Александровича Мацкевичи уехали в Иман, куда к ним в 1923 году из Ленинграда приехала семья неугомонной тети Леры (все Богдановы).

Обратимся снова к воспоминаниям Вадима Дмитриевича:

«…Собирались оттуда [из Имана] уехать в Китай.

Более горячие споры, обсуждения. Отъезд в Китай не состоялся. Затем Богдановы уехали назад в Питер. А мама со мной и с Митей отправилась в Шанхай в 1924 г. Предполагалось, что папа тоже переедет туда, хотя он по-прежнему был против. Обсуждался также вариант папиного выезда в качестве представителя “Дальлеса” в Японию и Китай. Все это не состоялось, а мама вернулась с Митей во Владивосток. Катя и я остались учиться на два года в Шанхае (24 и 25 годы). В 1926 г. я в Шанхай уже не поехал… Помню, с Океанской ежедневно ездили во Владивосток поездом на занятия».

Уже в 1925 году Дмитрия Александровича назначают управляющим фанерным заводом треста «Дальлес» на Океанской[17].

С этого же времени он начал работать по совместительству на лесотехническом факультете Государственного Дальневосточного университета.

Через два года он перейдет на работу в университет уже на постоянной основе.

Евгений Михайлович Токмаков, получив должность главного инженера Доброфлота, преподавал по совместительству в Высшем политехникуме и Политехническом институте, потом занялся только преподавательской деятельностью, стал профессором. В конце двадцатых годов переехал в Москву, где стал начальником Управления судостроения и судоремонта Наркомата водного транспорта. В апреле 1931 года был арестован и приговорен к пяти годам исправительно-трудовых лагерей.

«Карающая рука трудового народа» доставала всех, на кого падало хоть малейшее подозрение.

Кстати, дела на научных работников заводились задолго до начала массовых репрессий.

Канцелярии вузов давали подробные отзывы на запросы органов ОГПУ – НКВД и не только политические характеристики, но и сведения о связях и занятиях в нерабочее время.

На одного из преподавателей политехнического института была составлена такая характеристика:

«Если сопоставить следующие обстоятельства: сотник, знания языков, усиленные занятия экскурсиями и туризмом, усиленная общественная работа, то возникает вопрос, не является ли он разведчиком? Фактов пока нет, но человек этот внушает серьезные подозрения».