Читать книгу - "Ра - Тур Хейердал"

Прошло четверть часа, второй день нашего плавания был в разгаре, вдруг на парус обрушился новый шквал. Услышав, как тяжелый свиток мокрой парусины с маху, будто кувалдой, ударил жесткой реей по верхушке мачты, мы все, как один, бросились к шкотам. Второй удар – казалось, мачта жалобно вскрикнула, и у нас сердце сжалось, когда этот крик перешел в жуткий треск, который пронизал нас до мозга костей. Мы посмотрели вверх и увидели, как наша рея, единственная и незаменимая рея, на которой держалась парусина, медленно поникла плечами, и парус съежился, как будто сложила крылья летучая мышь. Острые щепки на изломе торчали, словно когти. Пришлось все спустить, пока эти когти не распороли парус. Шел второй день нашего пребывания в море. Второй день.

Едва погибшая рея и парус упали на палубу, как «Ра» снова стала смирной и послушной, магические папирусные связки продолжали извиваться по волнам в нужную нам сторону, точно укрощенный морской змей.

– Что я говорил, – удовлетворенно сказал Карло и полез в свой спальный мешок.

Абдулла отправился на корму, чтобы совершить омовение рук и ног перед очередной молитвой аллаху. Юрий, посмеиваясь, сел с трубкой и дневником в дверях каюты, я примостился рядом с ним и снова принялся стругать деревяшку.

– Все в порядке? – осведомился Сантьяго, высунув нос из спального мешка.

– Все! – дружно ответили мы. – Полный порядок. Все, что можно было сломать, сломано. Остался один папирус.

Остаток дня мы мирно провели в каюте, слушая, как воет ветер. И хотя мы в этот день не видели ни одного корабля, все-таки разделили ночь на вахты, ведь здесь проходил маршрут торговых судов. То и дело кто-нибудь лез на мачту высматривать огни. Столкновение с пароходами или береговыми утесами – единственное, чего мы страшились.

В 0.30 меня разбудил Карло. Наклонившись надо мной с керосиновым фонарем в руках, округлив испуганные глаза, он доложил шепотом, что слева по борту вдоль всего горизонта видно огни. Сильный норд-вест гнал нас боком как раз туда. Я лежал одетый – обвязался страховочным концом и пошел на палубу. Было облачно, дул студеный ветер умеренной силы. Сквозь черноту ночи я и в самом деле прямо по нашему курсу разглядел на горизонте огни – четыре очень ярких, пятый послабее. Берег Марокко, что же еще. Карло уже сидел на макушке качающейся мачты. Как быстро приближаемся. Я поднял остальных трех здоровых членов команды. Надо что-то делать, надо грести, чтобы не погибнуть на камнях.

Вдруг Карло, да и мне показалось, что один из огней зеленый. Еще один зеленый, красный. Это не земля! Прямо на нас шла флотилия рыболовных судов! Продрогшие ребята опять забрались в спальные мешки. Вскоре перед носом «Ра», качаясь на волне, прошли три сейнера. Четвертый, застопорив машину, лег в дрейф бортом к нам, так что нас несло прямо на него. Я осветил фонариком каюту и папирус и стал семафорить: «Ра ОК, Ра ОК». Сейнер включил двигатель и в последнюю минуту ушел в сторону, мы едва не врезались в него. На его топе замелькали какие-то непонятные сигналы, потом он исчез во мраке.

Жорж, закутанный в штормовку и одеяла, будто мумия, заступил на вахту, а я лег. Даже хриплое карканье сотен тысяч скрученных веревками стеблей папируса не могло заглушить полного искренней радости пения сына Нила, которое вместе с ветром проникало в каюту через плетеную стенку – единственную преграду между нашей уютной обителью и окружающим нас суровым миром.

Рассвет возвещает наступление нашего третьего дня в море, и по-прежнему облачно. Ветер потише, но волны беснуются пуще прежнего. С удовлетворением отмечаем, что исступленно пляшущие волны только поднимают нас вверх. Океан нес лодку, будто мяч на вытянутой руке, и даже самые коварные гребки не могли окатить нас водой. На груз не попадало ни капли.

Идя без руля и без паруса, не видя берега, не зная своей позиции, мы провели третий день спокойно, закончили ремонт одного рулевого весла и укрепили середину длинного бруса, которому предстояло заменить сломанную рею.

Готовясь к молитве, Абдулла начал мыть свою бритую голову, и вдруг я услышал возмущенный хриплый крик.

Кто сказал, что море чистое! А это что, чем он вымазал себе голову, кто набезобразничал?

В парусиновом ведре Абдуллы плавали большие и маленькие черные комки. Мы посмотрели за борт. Сотни таких же комков. И с одной, и с другой стороны. Мягкие, похожие на асфальт. Прошел час, а кругом все так же густо плавает грязь. Видно, какой-нибудь танкер чистил цистерны. Мы поднялись на мачту, но не увидели виновника, и однако весь день волны несли черные комки.

Во второй половине дня мы обогнали большую луну-рыбу, которая нежилась у поверхности, а затем нас навестило около сотни дельфинов, они резвились и выскакивали из воды, затеяв веселую пляску на радость Абдулле, потом вдруг исчезли так же неожиданно, как появились.

На четвертый день стало потеплее и потише, между тучами проглянуло солнце. Мы долго видели вдали отчетливые голубые контуры двух горбатых вершин на материке. Сантьяго чувствовал себя скверно, зато Норман пошел на поправку, температура упала, и Юрий разрешил ему подняться и взять высоту солнца. Но так как у нас не было хронометра, а радио Сафи наш приемник уже не брал, мы не знали точного времени и не могли верно вычислить наши координаты, что немало беспокоило Нормана и Сантьяго. Первый объяснил, что, раз мы по-прежнему видим материк, нам не удастся обогнуть Канарские острова с севера, а мы войдем в опасный проход между островом Фуартевентура и мысом Юби на западе Африки. Сантьяго (он в детстве жил на Канарских островах) подтвердил то, о чем говорилось в справочниках Нормана; мыс Юби – гроза всех моряков, коварное жало этой песчаной косы дотягивается до течения как раз там, где берег Африки сворачивает на юг.

Мы сидели и ели на свернутом парусе, вдруг раздался радостный крик всевидящего Абдуллы, который уже проглотил свою порцию.

– Гиппо! Гиппо! – Он поправился: – Гиппопотам!

Мы посмотрели туда, куда он показывал и через минуту они опять медленно всплыли – два здоровенных кита, которые лениво глядели на нас своими маленькими глазками и громко фыркали, извергая дыхалом струю воздуха с водяной пылью. В Чаде Абдулла никогда не видел таких огромных бегемотов, так что этого впечатления ему хватило на целый день. Услышав, что на свете есть млекопитающие с рыбьим хвостом, он не поверил своим ушам, но тут один кит вежливо махнул нам хвостом на прощание, и Абдулла лишился языка от удивления: до чего же аллах горазд на выдумку!

Утро пятого дня встретило нас пронизывающим северным ветром и сильной волной. Мы надели все, что везли с собой, и все равно у Абдуллы зуб на зуб не попадал. Пятые сутки океанские валы непрерывно штурмовали правый борт «Ра» – так и должно быть, ведь весь наш путь пролегал в зоне северо-восточного пассата. Недаром мы вход в каюту сделали с противоположного, левого борта, зная, что он будет подветренным. Больше того, мы сдвинули каюту к правому борту и там же сосредоточили основную часть груза, чтобы ветер, наполняющий огромный парус с этой стороны, не мог опрокинуть лодку. На парусном судне положено нагружать тяжелее наветренный борт – это было известно и нам, и всем тем, кто нас консультировал. Однако уже с пятого дня мы на собственном горьком опыте начали убеждаться, что папирусная лодка в этом смысле отличается от других судов: это единственный парусник, у которого надо тяжелее нагружать подветренный борт. Потому что с наветренной стороны папирус выше ватерлинии из-за волн и брызг впитывает не одну тонну воды, тогда как противоположный борт над ватерлинией остается сухим. Мало-помалу вес воды, абсорбированной наветренным бортом, возрастает настолько, что судно начинает крениться к ветру, а не от ветра, как обычно.