Читать книгу - "Долгий путь в лабиринте - Александр Насибов"

Каждые два-три дня Константин Лелека обходил станцию, подъездные пути, мастерские и конторы местного железнодорожного узла, беседуя с людьми, интересуясь положением дел на узле, событиями, происшествиями. Сотрудники других отделов посещали городские предприятия и учреждения, держали под наблюдением причалы, склады, суда… Таково было одно из требований руководства УЧК, заботившегося о том, чтобы его работники не теряли контакта с горожанами, от которых шла информация, нередко весьма ценная…

Вот и сегодня днем Лелека запер свой кабинет, записал в книгу учета, куда отлучился, и отправился в сторону вокзала. День был солнечный, теплый, и он решил идти напрямик к железнодорожным путям, затем вдоль них к станции.

Он чувствовал: в последнее время что-то изменилось вокруг него. Внешне все обстояло по-старому — при встрече ему пожимали руку, улыбались. На вчерашнем совещании его похвалили за удачную разработку операции… Вроде все было как прежде. И все — не так, он ощущал это, и с каждым днем все отчетливее.

Сильно встревожило, что в день, когда он отправил в Харьков Бориса Тулина, не вышла на работу Александра Сизова. Она не появлялась больше недели. В приказе объявили, что Сизова больна… Ну а если это была не болезнь? Восемь суток — вполне достаточный срок, чтобы съездить в Москву или в… Харьков. Съездить туда и вернуться. Вдруг она там и была, да еще смогла опередить Тулина — все распутала, арестовала его там же, в Харькове… Не потому ли она, эта Сизова, вот уже несколько дней как вернулась, а о Тулине до сих пор ни слуху ни духу?..

Тут еще подоспел со своим сообщением Станислав Белявский — заподозрил наблюдение за собственной персоной. Скорее всего, врет. А зачем? Чего добивается? Надеется благополучно выйти из игры, покинуть город… Но вдруг в самом деле за ним следят? Быть может, всему виной Тулин — был схвачен, теперь сидит в камере, дает показания, вот следствие и вышло на Станислава Белявского.

Дорогу преградила насыпь с путями. Лелека круто взял в сторону, двинулся к видневшемуся в полуверсте зданию вокзала. Сзади послышался стук колес на рельсах. На станцию следовала дрезина. Два железнодорожника стояли на платформе и двигали рычаги ручного привода.

— Эй! — крикнул один из них, когда дрезина поравнялась с путником. — Эй, не мешкай, цепляйся, быстро домчим!

Лелека сделал два шага, ухватился за поручень стремянки, оттолкнулся ногами. Еще миг — и он оказался возле путейцев.

— Ловко же ты, — сказал человек в промасленном комбинезоне, секретарь станционной партийной ячейки. — Тебе, брат, в цирке работать!

— У нас и так каждый день цирк, — ответил Лелека. — Куда путь держите?

— К себе. А были на разъезде. Там, видишь, буза: вынь да положь каждому в обед котелок супа с мясом. И картошки чтобы в достатке. И само собой, хлеба. А где я им возьму?

— Разъяснил бы текущий момент, — осторожно сказал Лелека. — Так, мол, и так, граждане хорошие, враги кругом, революция в опасности, и все такое прочее.

— Вот мы и решили разъяснить, — кивнул секретарь. — Собираю ячейку. Будут не только коммунисты, но и сочувствующие, которые пожелают. Все пусть валят… Не поедешь с нами? Может, и по твоей линии вопросов насыплют?

— Где собираетесь?

— Там же, на разъезде. Сейчас соберу людей из мастерских — и айда на разъезд. Едем, браток, поможешь.

— Ладно, — сказал Лелека.

Собрание проходило бурно. Самое большое помещение на разъезде — комната дежурного — было набито до отказа. Имелось лишь несколько стульев, поэтому люди сидели на полу, на подоконниках, стояли вдоль стен. Почти все курили, из настежь распахнутых окон дым валил так, что казалось — в доме пожар.

Как нередко практиковалось в те годы, собрание шло без твердой повестки и регламента. Не было и доклада. Просто секретарю партячейки и его заместителю задавали вопросы, те отвечали, как могли.

Вопросы были самые разные — о наступлении Деникина и о фокусах батьки Махно и атамана Григорьева, которые сегодня клянутся в любви Советской власти, а завтра вешают коммунистов и красных бойцов, о Петлюре и немцах… Не меньше интересовало рабочих положение с продовольствием.

Секретарь ячейки заносил в тетрадку десяток вопросов, коротко совещался с заместителем и отвечал собранию. Потом записывал новую серию вопросов.

Так прошло часа полтора. Секретарь партячейки взмок, охрип.

Внезапно в комнате произошло движение. Все обернулись к входной двери. Там стоял только что вошедший Кузьмич.

— День добрый, — сказал он и улыбнулся. — Что это у вас происходит? Собрание? Буду рад послушать, ежели позволите. Как, председатель, не возражаешь?

Вместо ответа секретарь партячейки ринулся к Кузьмичу, схватил его за руку, повел к столу, усадил.

— Спас ты меня, — сказал он, счастливо улыбаясь, — ей же богу, спас!

— От кого спас?

— От них. — Секретарь партячейки широко улыбнулся и рукой показал на собравшихся. — Опоздай ты хоть на полчаса — и доконали бы меня своими вопросами эти вот дорогие друзья-товарищи!

— А чего им надобно? — в тон ему сказал Кузьмич.

— Кто ж их ведает? Все знать хотят. Все на свете новости им подавай. И чтобы свежие были, теплые…

— Как буханка из печи, — крикнул парень в грязной тельняшке, сидевший на подоконнике.

Все засмеялись.

— Буханки, положим, горячими вынимают. Горячими, а не теплыми.

— Нехай горячими, — сказал тот же парень. — Абы больше было тех буханок и… новостей.

Кузьмич встал, оправил гимнастерку, выжидая, чтобы в комнате поутих шум.

— Вопрос у тебя есть? — сказал он парню в тельняшке. — Хочешь спросить?

— Хочу… Я вот чего знать желаю: это как же у нас получилось, что кругом по стране на целый месяц отменили пассажирские поезда? Мамка моя нет-нет, а ездила в село, привозила шпику, курку или еще чего… Голодуха же. Понимать надо, что подспорье требуется. А вы на целый месяц все поезда начисто остановили. Не могу уразуметь, как допустила такое Советская власть?

— Отвечу, — сказал Кузьмич. — Отвечу самым подробным образом. Но сперва — новость. Горячая. С пылу, с жару. Будете слушать?.. Только что стало известно: Красная Армия атаковала штаб и войска атамана Григорьева. Занято несколько населенных пунктов, в том числе Каменка — гнездо григорьевских головорезов. Наш бронепоезд ворвался на станцию Александрия, рассеял огнем более десяти эшелонов врага. Тают силы предателя-атамана. Было у него одиннадцать бронепоездов, сейчас только два осталось. Да еще сорок пять орудий перешло в наши руки, Сам Григорьев бежал. Его преследуют красные бойцы. Можно считать, что покончено с атаманом Григорьевым, товарищи!

Кузьмич говорил подчеркнуто негромко, спокойно, лишь изредка поглядывая на собравшихся. Вот он закончил, взял со стола графин, стал наливать воду в кружку. В комнате было так тихо, что все услышали, как звякнула пробка, когда Кузьмич поставил графин на место.