Читать книгу - "Проклятие тамплиеров (сборник) - Михаил Попов"

Голос Черного магистра гремел под сводами залы и, казалось, сотрясал всю крепость.

– И нашел выход! Нашел!

– Оскопление? – прошептал Арман Ги.

– Правильно! Наконец-то правильно. Лишившись уда своего, этого гадчайшего из органов, человек начинает преображаться. И полностью очиститься ему мешает знаете что?

– Что?

– То, что он продолжает жить среди людей. Скопцов – единицы, они втянуты в дела ослепленных страстями человеческих масс, невольно сами начинают интриговать. Иногда даже правят империями. Но хотят – другого.

– Чего же, сир?

– Это очень просто, – голос графа вошел в привычные пределы, они должны жить среди себе подобных и, вдали от обычных людей.

– Но, простите, как же они… род их вскоре пресечется.

– А не такова ли идея всего Священного Писания? Род людской не может пребывать вечно. Будет поколение, которое назовется последним. Ведь не расточение семени, а завоевание вечного блаженства – цель жизни земной. А иначе бы и не было объявлено о грядущем Страшном суде. Вы потрясены?

– Да, я потрясен, – искренне сознался Арман Ги.

Граф удовлетворенно облизнулся.

– И вот я организовал соответствующую обитель.

– И вам удалось все, что вы ждали от этого начинания?

Человек в кадке мощно поморщился.

– В любом, даже святом, деле нельзя избежать сложностей. В идеале, конечно, членами моей общины должны становиться оскопившиеся добровольно и даже радостно. Но не всегда этого можно добиться, и более того – весьма редко. Не все догадываются о своей пользе. Но это легко объяснимо. Чтобы открыть духовные очи человека и заставить их узреть истины, приходится прикладывать определенные усилия. И мы их прикладывали не покладая рук.

Арман Ги напряженно молчал в ожидании новых невиданных откровений.

– Н-да. Мы скупаем наших несчастных братьев, томящихся по гаремам всего магометанского мира, здесь они находят умиротворение и понимание. Братское участие и отеческую заботу. С моей стороны.

– Но, сир, простите за, может быть, дерзкий вопрос.

Граф шумно кашлянул.

– Ну?

– А не пытаются ли они бежать, я имею в виду самых неразумных из новообращенных.

– Не знаю. Наверное, нет. Охранники у меня хороши. Потому и кажется, что крепость плохо охраняется, что копья их обращены вовнутрь, а не вовне. И потому братия моя спокойна и довольна. Всем.

– А сами охранники?

– Что «охранники»?

– Им здесь нравится?

– Да какое это имеет значение?!

– Ну, в общем…

– Они никуда не могут бежать. Сейчас покажу почему. Эй, иди сюда кто-нибудь.

Из-за занавеси мгновенно появился человек в покрывале и поклонился.

– Сними.

Покрывало шурша взлетело и Арман Ги отшатнулся – на него глядело жуткое, безносое лицо. Рядом с этим человеком Лако, например, даже при всех своих ноздрях, мог сойти за родственника Филиппа Красивого.

– Так ильханы поступают с осквернителями могил, – сообщил граф д'Олорон. – А правоверные мусульмане отлавливают тех, кто вышел из-под ножа монгольского палача, и убивают, как бешеных собак. Открыться безносому человеку совершенно негде, теперь понятно?

– Так все стражники осквернители?

– Зачем, я сам им режу носы. Тем, кто покрепче, и годится носить копье.

– А они… они не серчают на вас, сир?

– Ну и пусть. Ну убьют они меня – куда денутся? Лучше уж со мной и без носа, чем без меня и без жизни.

Граф зевнул, отворив зловонную пещеру. Разговор явно приближался к концу.

– Ну вот, нормандец и тамплиер, ты узнал все, что хотел, правильно?

– Да, сир.

– И я хочу тебя поздравить с прибытием. Надеюсь, ты с открытыми глазами примешь истинную веру.

Ужасающая догадка вспыхнула в мозгу рыцаря.

– Какую веру? Вы сказали…

– Да, – с гордостью заявил Черный магистр, князь Алеппо и граф д'Олорон, – уже завтра тебе и твоему слуге будет оказана высокая и неизбежная честь, и вы сможете разделить вместе со всеми нами жизнь в истине.

– А я не могу! А если я не хочу?!

– Ты можешь отказаться, но тогда тебе придется лишиться носа. И надеть покрывало. Как и твоему слуге.

Тем более ему, как мне сказали, не так уж много и отрезать-то придется.

Когда Армана Ги вывели из залы, за его спиной еще долго стоял каменный смех.