Читать книгу - "Викинги. Ирландская сага - Джеймс Л. Нельсон"

— Впрочем, если тебя снедает безумное желание точить мечи, — заявил Йокул уже куда более спокойным тоном, — у меня есть несколько штук, которые ожидают своих владельцев, и они в твоем распоряжении.

Старри согласно кивнул.

— А неделя проживания здесь обойдется тебе в четверть айре серебром, — добавил напоследок Йокул, развернулся и зашагал к дому.

Альмаита, верная своему слову, будучи умелой швеей, всего за два часа смастерила тунику для Торгрима из темно-синей шерсти, которой у нее оказалось несколько локтей. Торгрим заверил ее, что заплатит и за материал, и за работу. Она же настаивала, что не возьмет с него денег. Он несколько раз повторил, что заплатит обязательно, после чего она в сердцах потребовала оставить ее в покое.

Ночной Волк вышел во двор, посмотрел, как Йокул превращает кусок стали в меч, Харальд раздувает мехи, а Старри трудится у точильного камня, ритмично двигая лезвием взад и вперед по краю грубого колеса, то подаваясь всем телом вперед, то откидываясь назад, словно зачарованный этим процессом. Торгрим побрел обратно в дом. Роскошь безделья не доставляла ему ничего, кроме душевного неудобства.

Когда Альмаита еще заканчивала тунику, Торгрим отобрал у нее вещь, несмотря на ее протесты, что, дескать, он не может надеть ее вот так, хотя бы тесьму вдоль выреза у шеи или по манжетам надо пустить.

— Если ты появишься в таком виде на улице, то тебя сочтут попрошайкой, — сердито заявила она.

— Ну что ж, быть может, какой-нибудь богач даст мне денег, чтобы я мог заплатить тебе за труды, — парировал он, стягивая через голову ночную сорочку Йокула. — Нов такой изысканной тунике, сшитой так умело и изящно, я никогда не сойду за попрошайку, есть на ней узорчатая тесьма или нет. Кроме того, мне пора заняться делами, — добавил он, что было не совсем правдой.

Он стоял перед ней в одних обтягивающих штанах, перехваченных поясом на талии, и заметил, как она оценивающим взглядом окинула его голую грудь и плечи. Он не мог сидеть сложа руки, пока другие работали, сражались или занимались чем-либо еще, поэтому и не заплыл жиром, как многие мужчины его возраста и положения. Альмаита, похоже, отметила это, глядя на симметричные канаты мышц на руках, широкой груди и плоском животе.

— Как твоя рана? — осведомилась она, и голос ее прозвучал мягче, чем она намеревалась. — Она не открылась вновь?

— Нет, похоже, она хорошо затягивается и заживает.

— Дай помогу тебе надеть тунику, — предложила она и встала, взяв ее в руки.

Альмаита осмотрела повязку на ране Торгрима, легонько и как бы невзначай положив ему ладонь на грудь. Снаружи Йокул о чем-то громко спорил с покупателем. Она помогла Торгриму надеть обновку через голову, чтобы рана не открылась, после чего одернула ее и разгладила в нужных местах.

— Ничего, сойдет, — сказала она, глядя на то, как туника облегает его фигуру.

— Отличная работа. Сидит на мне как влитая.

— Или как меч в ножнах.

Торгрим улыбнулся. Альмаита перепоясала его ремнем, но не стала туго затягивать его, и Железный Зуб оказался там, где ему и положено, елевой стороны. Она уже знала, что норманны не имеют привычки выходить на улицу без оружия. Набросив ему на плечи накидку, она скрепила края бронзовой брошью, украшенной стилизованными фигурами трех воинов.

— Так что это у тебя за дело, настолько важное, что ты отправляешься на улицу полуодетым?

— Я должен увидеться с Арнбьерном.

— С Арнбьерном, который увезет тебя от нас?

— Так, во всяком случае, он говорит. И я намерен узнать, так ли это.

Слова эти дались ему нелегко. Он действительно всерьез рассчитывал на Арнбьерна, причем куда больше, чем привык полагаться на кого-либо, кроме себя. А еще он был совершенно уверен в том, что Арнбьерн — не из тех, на кого можно полагаться.

Солнце стояло уже высоко, и Дуб-Линн бурлил своей обычной шумной жизнью, когда Торгрим вышел из дома Йокула и зашагал по выложенному досками тротуару. Несмотря на все, что он наговорил Альмаите, Ночной Волк смутно представлял себе, куда и зачем направляется. Главным для него было вырваться из четырех стен дома Йокула.

Он забрел на рынок. Шаткие ларьки и палатки, сооруженные из шестов и холщовых полотен, кое-как скрепленных вместе, приютили торговцев мясом, овощами, травами, рыбой, безделушками и талисманами из серебра, тканями — словом, почти всем, что можно было найти и в любом торговом городе Скандинавии. Повсюду звучала норманнская и ирландская речь, в которую вплетались слова еще нескольких языков. Дуб-Линн, изначально служивший форпостом, небольшим укрепленным пунктом для защиты кораблей, вставших здесь на зимовку, быстро превращался в главный торговый порт, центр коммерции, импорта и экспорта. Он перестал быть досадной помехой для королей Ирландии, становясь весомым фактором в бесконечной борьбе за власть, с переменным успехом ведущейся теми, кто мечтал объединить страну под своей рукой.

Торгрима всегда изумляло здешнее столпотворение мужчин, женщин и детей. Ему было не привыкать к переполненным улицам торговых городов, но он никак не ожидал увидеть что-либо подобное в Ирландии. Однако здесь были купцы и мастеровые, земледельцы и пивовары, и даже священники ирландской веры, Христовы люди — и все они толпились на узких улочках и рыночных площадях норвежской крепости, расположенной за сотни миль от самой Норвегии.

Он уверенно шагал по дороге, которая была ему хорошо знакома. Впереди его ждали разочарование и горечь, он уже предчувствовал их приближение, и идти туда ему совсем не хотелось. Но он должен был это сделать.

Арнбьерн Белозубый вместе с прочими состоятельными ярлами и владельцами кораблей снимал комнаты в резиденции Олафа Белого, короля Дуб-Линна. Она была огорожена десятифутовым частоколом, а единственные ворота охраняли два воина Олафа. Обычно, чтобы попасть внутрь, требовалась веская причина и приглашение, но Торгрима узнали издали и пропустили безо всяких вопросов. Он застал Арнбьерна дома, тот сидел за столом, на котором высились, подобно погребальным курганам, небольшие кучки золота и серебра. Ярл увлеченно подсчитывал их.

— А, Торгрим! Добро пожаловать! Рад тебя видеть! — воскликнул он, вставая. — Эй, там! — крикнул он невидимой рабыне в соседней комнате. — Подать меда Торгриму! Неси кубок, да поживее!

Торгрим пожал Арнбьерну руку. Теплое приветствие могло бы доставить ему удовольствие и даже приободрить, если бы не тот факт, что с подобным радушием Арнбьерн приветствовал почти каждого и по любому поводу, буквально лучась энтузиазмом. Ярл жестом указал ему на стул. Торгрим сел.

— Сегодня утром продали рабов. Мы неплохо заработали, Торгрим, совсем неплохо. Я как раз подсчитываю долю каждого, но твоя будет весьма внушительной. И я не забыл о своем обещании, — добавил он, понизив голос. — По три части тебе и Харальду, и еще по две — тем, кто открыл с тобой ворота.

В ответ Торгрим лишь небрежно отмахнулся. Если бы Арнбьерн сказал, что оставит себе всю его долю в качестве платы за то, что отвезет его домой на своем корабле, он не стал бы возражать при условии, что они отплыли бы завтра.