Читать книгу - "Надсада - Николай Зарубин"

Любил Владимир в майские и ноябрьские праздники пройти в колонне демонстрантов, да так пройти, чтобы на виду, торжественно, с криком «ура!» напротив трибуны, где в такие дни помещалось все райцентровские начальство.

Одно не любил — лишнего шума вокруг своего имени. Потому чурался местных корреспондентов, которые время от времени начинали его осаждать. Уроком послужил случай из его отрочества, когда вместо занятий в школе Володька Белов почти целый месяц бил с отцом кедровую шишку в тайге. В тот год они сдали ореха в местный заготпункт больше всех заготовителей, и местная газета поместила на своих страницах хвалебную заметку, в которой, в частности, было написано: «Отец и сын Беловы из поселка Ануфриево в этом году сдали государству полторы тонны отборного кедрового ореха, причем, как признался ученик десятого класса Володя Белов, он выполнял самую тяжелую работу — ходил с колотом, а отец, Степан Афанасьевич, собирал в крапивный мешок сбитую с кедров шишку и относил ее к сайбам. И значит, в семье Беловых подросла достойная смена, которая в лице Володи со временем заменит старшее поколение на кедровом промысле».

Заметка эта аукнулась Белову в период выпускных экзаменов: мстительные преподаватели, особенно по математике и литературе, норовили задать дополнительные вопросы по материалу, который десятиклассники проходили именно в тот сентябрьский, жаркий для орехового промысла, месяц. Мало того, своей неприязни к выпускнику они и не скрывали.

Несмотря на скрытый образ жизни, люди знали, что младший Белов с зятем и еще с одним их общим дружком били и зверя, и копытных в любое время года. Шкурки, мясо, орех сбывали по нужным людям в областном центре и даже за его пределами. Промысел, так же как и сбыт, был поставлен на широкую ногу. Смотря по сезону, занимались сбором лексырья, для чего нанимали разный праздношатающийся люд, и это занятие приносило немалый доход.

Однако на каком-то этапе с кооперативом случилась промашка, и Владимир теперь думал-гадал, где промахнулся: то ли кому-то не угодил, то ли кто-то позавидовал, то ли действительно зарвался. Наслали комиссии, при чем областные, рыли, проверяли, выверяли, обмеряли, просчитывали. С наезда самой первой комиссии и начались хождения молодого Белова по прокуратурам, дознавателям, органам БХСС. Завели дело, и папка та с его делом пухла на глазах. В прокуратуре показали фотографии, на которых полощется в ручье ватага пьяных мужиков и баб, к которым якобы он, Владимир Белов, имеет прямое отношение.

— Так меня же здесь нет, с чего вы взяли, что я к этому (брезгливо кивнул в сторону снимков) имею какое-то отношение?

— Как знать, как знать… — многозначительно хмыкнул следователь. — Банька-то на твоем промысловом участке… Во-он в отдалении стоит. Если не веришь, можно увеличить. — И добавил: — Ну да ладно. Разберемся, а уж там посмотрим, как быть…

Кооператив закрыли, арендованные оборудование, технику описали да чуть было орехо-промысловый участок не отняли.

Но и здесь сработали связи нужных влиятельных людей, и дело до суда не дошло.

Тогда-то и стал постоянно наезжать к дядьке Даниле то в райцентр, то на выселки.

Разговоры вел вроде бы на отвлеченные темы; Данила некоторое время поглядывал на племянника, а однажды сказал ему с усмешкой:

— Я, Володька, понимаю, че ты ко мне зачастил. Пока дела твои шли в гору, ты о дядьке и не вспоминал, теперь — дядька тебе понадобился. Я вить в стороне был, да поглядывал на твои делишки коперативные. Шибко развернулся, с толком взялся за дело, с умом, да жадность тебя сгубила. Тебя вить сдал кто-то близкий тебе.

— Такие мысли и мне самому приходят в голову: автор письма хорошо знал всю мою кооперативную кухню.

— Вот-вот, подумай. К тому ж, паря, обнаглел ты до крайности. Взять твои заготовки леса: валил вить все подряд, в том числе и кедр. Вот я и говорю: жадность тебя сгубила. Я эту жадность в тебе давно приметил, тока раньше она мало проявлялась. И зять твой Курицин — такой же наглец, ежели еще не хуже. Вот уж прыщ на ровном месте… А почему бы, имея в руках весь материал, не взять и не построить в поселке с десяток хороших домов для молодых семей? Убыло бы у вас, что ли? Почему бы детишкам не поставить каку-нибудь катушку, не подсобить старикам с дровишками? И никто, поверь, никто не посмел бы писать кляузы. А ежели бы кто и собрался написать, то враз бы заткнули глотку. И люди бы горой за тебя встали. А так ты один.

— Правильно говоришь, дядька Данила, не просчитал я…

— А тут и просчитывать нечего. Ты с людьми имешь дело, а не с бессловесной скотиной. Тут и злоба, и зависть, и корысть — все вместе. Свалили тебя и — радуются. И — правильно, что урок тебе преподали, следующий раз умнее будешь. Молод еще…

— Интересно ты рассуждаешь: что значит — правильно?

— Так и рассуждаю по-свойски: дураков надо учить, вот тебя и научили. Вывернешься. Небось не без копейки остался…

— Есть маленько…

— Я думаю, не так уж маленько — во-он как гребли. Другой коператив организуешь.

— Так база нужна.

— Вот за этим ты ко мне и ездишь. Мой участок понадобился. Тока, паря, на мою базу рот не разевай. А полезешь — пристрелю, как собаку. Ежели просто поохотиться, то — милости просим. Места и зверя хватит. Но не боле того. Я еще в силе, и на годов десять-пятнадцать меня хватит. Ты знашь, что мой участок — это прикорм всему зверью и копытным в округе. Влезть с заготовками — порушить в природе Присаянья все связи живого и неживого, о чем я тебе не раз говорил. Да ты и сам ученый — институт вить закончил. Вопче же я бы посоветовал тебе отдохнуть, оглядеться, с Николаем пообщайся, он парень умный. Может, мозги-то и встанут на место. А то, что они у тебя — набекрень, эт уж точно. Это надо же — взялись хапать без всякого разбора, и все вам нипочем: ни кедр, ни детишки, ни старики, ни стародавние заветы. Взять хоть твоего прадеда Ануфрия, косточки коего вопиют в землице: неужто ж зазря сгиб вместе с семейством, оставив после себя малый корешок — моего малого отца Афанасия, чтоб от корешка этого произошел и ты? Ты, который счас принялся за форменный грабеж, — этого ль хотел прадед твой Ануфрий?..

— Ты уж, дядька Данила, меня во всех грехах норовишь обвинить. Все бы сейчас рады грести, только не у всех равные возможности. Государство вон хлещет леса без разбору…

— Государство на то оно и государство, чтобы собственностью народа распоряжаться. Только пока на службе у государства будут стоять такие людишки, как твой приятель Курицин, будет продолжаться и разбой. Вычищать таких людишек надобно, поганой метлой выметать.

— Его так просто не выметешь, присосался, как клещ. Лучше использовать в своих целях.

— А не думать, что, может быть, он тебя и подставил?

— Да вроде бы невыгодно ему…

— Так ли уж невыгодно? Поначалу ты организовал участок — показал ему, как надо работать. Потом выделился в кооператив и снова оставил с носом. Наладил производство, как ему и не снилось. Этого мало, чтоб возненавидеть? К тому ж ты брат женщины, которая его бросила.