Читать книгу - "Спецназ князя Дмитрия - Алексей Соловьев"

Когда митрополиту стало известно, что духовный суд в Твери закончился в пользу Михаила Микулинского, что владыка Василий подтвердил все права тридцатилетнего князя на Белый Городок и все прочие земли усопшего князя Семена, Алексий лишь внутренне напрягся, не выказывая внешних признаков своего гнева. Призвав ближнего боярина Семена Жеребца, он поинтересовался:

– Как там Иван Федоров?

– Да вроде все нормально. Обживается.

– Как вы его прикрыли?

– Куплен постоялый двор в посаде подле самой воротной башни. Хозяева от мора померли, из детей лишь один в Зубцове остался, перебираться не захотел. Иван – тертый калач, молодца! Уже нашел двух своих друзяков по молодым годам. Один в торговых рядах сукном народ балует, другой при княжей псарне состоит.

– Людей ему для обслуги подбери надежных да толковых, чтоб было Ивану на кого положиться. Мыслю, уже вскорости вести от него недобрые для Москвы услышим.

– Что так? – вздел густые брови боярин.

– Тверской владыка Городец за Михаилом оставил. Ноне ж надо малой думой собраться, Семен. Многое теперь обговорить надобно.

Вечером собрались лишь ближние бояре. Именно тогда впервые было решено возводить каменные стены вокруг Москвы вместо сгоревших деревянных. Тогда же порешили послать в Тверь Тимофея Васильевича Вельяминова, коему поручалось попытаться убедить мигулинского князя подписать отступное от великого Владимирского княжения.

Поездка успехом не увенчалась. Князь Михаил Александрович резко и решительно отказался признавать Дмитрия Ивановича старшим братом, коротко пояснив Вельяминову:

– Моего права на великий стол более будет, чем Дмитриева! Прадед его Даниил Московский лествичное право потерял, поскольку не был при жизни князем великим. А посему – как хан в Орде порешит, так и будет!

– Может, еще и татар на земли русские ради власти высшей вновь наводить будем, стойно Андрею Городецкому?

– Стойно Ивану Калите, – тотчас ответил Михаил. – Если Москва земли отца моего в пустынь в свое время превратила, не вижу греха за собою, коли тем же отвечу!! Вину ж перед великим ханом за любым князем отыскать можно будет, боярин! И милость ханская, что былинка на ветру: ноне в одну сторону наклонена, а завтра и в другую качнуться может!..

А еще спустя некоторое время пришло известие от Ивана Федорова, в коем сообщалось, что в Твери, подобно Великому Новгороду, собралось народное вече. Народ жадно внимал князю Михаилу, боярам Олексе Микуличу и Микуле Дмитриевичу. Кричали о былой славе Твери, о жадности московитов, подгребающих северные земли под свою руку, о трусливости князя тверского Василия, лижущего руку Дмитрия Ивановича. Распаленная громадная толпа поклялась в любви и верности своей князю Михаилу, прося того взять Тверь под свою руку. Так оно и произошло! Слуги и ратные князя Василия Кашинского были изгнаны за городские ворота с позором. Михаил Александрович въехал в палаты своего отца.

Вновь собралась московская боярская дума, вновь закипели страсти. Выслушали прибывших лично в Москву князей Василия и Еремея и постановили: быть рати! Непокорного князя решено было заставить поклониться родне и великому князю силою. Василий Кашинский уверял, что после недавнего мора Тверь не сможет выставить рать для достойного ответа союзным войскам.

– Владыка Алексий, взываю к суду твоему справедливому!! – спесиво задирая бороду вверх, кричал князь Василий. – Призови слугу твоего Василия, спроси с него за суд неправедный, что свершил он в Твери! Кто ведает, был ли князь Семен в здравом рассудке, когда грамоту свою на подпись боярам давал!! Да и был ли вообще он тогда еще жив? Не подкупил ли Василия сосунок микулинский, не надсмеялся ли надо мною и братом своим двоюродным Еремеем? Рассуди теперь ты нас, владыка!!!

– Быть по сему! – согласился Алексий. – Я и сам уже вижу вину ставленника своего. Василия призову к себе вборзе, а вы возвращайтесь и готовьте свои дружины! Вернет вам князь Михаил Городок!!!

В Тверь был послан владычный пристав, официально призывающий на суд митрополита тверского владыку Василия и князей Василия с Еремеем. По его прибытии собрались бояре и в городе на Волге. Владыка печально сказал князю:

– Полагаю, предстоит мне испить горькую чашу, княже! Уже ведаю, как судить меня намерен митрополит Алексий!! По «Мерилам праведного» и иным старорусским законам. Но давно уже сама Москва их нарушила, ибо Переяславль получила, стойно тебе, по завещанию князя, а не по канонам! Судить меня будет Алексий не как духовный, а как мирской судия!! Готовь Тверскую землю к защите, княже!

– Нам самим ратной силы супротив Москвы и Кашина не набрать, – подсчитали ближние бояре. – Мор землю опустошил изрядно. Одна теперь надежа – зять твой Ольгерд. Великий князь литовский! К нему поспешай, княже, а мы уж тут как-нибудь попробуем за крепостными стенами отсидеться. Езжай, Михаил Александрович, не мешкай!!

…Вновь Алексий держал в руках маленький лоскут бумаги, на котором аккуратным мелким почерком было начертано:

«Князь Михаил со всею своей дружиною вборзе отбыл из Твери, оставив город на тысяцкого. Полагаю, кроме как на Литву, путь ему держать некуда».

Подпись под письмом была не нужна. Митрополит и без нее знал, кто продолжает честно служить ему и великому князю Владимирскому…