Читать книгу - "Последний рыцарь Тулузы - Юлия Андреева"

Попросив разрешения Пьера встретиться наедине с его дочерью, Исильдор-Дени почувствовал, что подписал себе тем самым смертный приговор. Потому как если на турнире он и был Непобедимым, то по амурной части – дурак дураком.

То есть не то чтобы сэр де Ломбриве не знал или не любил женщин, Боже сохрани, но женщины его всегда были из низкого сословия, с которыми можно было не разводить церемоний. А тут ему следовало добиться благосклонности не просто знатной дамы, не просто единственной и любимой дочери боевого друга, но юной особы, в глазах которой он выглядит глухим стариком.

Что, если Диламея будет смеяться над его неуклюжими признаниями или безобразными шрамами, один из которых рассекает бровь, так что его даже не прикрыть волосами, а два других разрезают уродливыми полосками щеку? Когда рыцарь краснел, его шрамы, напротив, белели.

Анри вошел в отведенную для встречи комнату, невольно оправляя чисто вымытые волосы и одергивая кожаную безрукавку. Конечно, следовало взять под залог у старьевщика кольца или какую-никакую цепь. Женщины любят, когда мужчины выглядят богато. Конечно, еще вернее было бы принести на встречу свой меч, сделанный лучшим кузнецом в Генуе и стоящий как три боевых коня, или сходить вместе с Диламеей на конюшню и поглядеть в сахарные зубы новой кобыле... Но обо всем этом следовало подумать заранее, а теперь несчастный де Ломбриве чувствовал себя голым без своих доспехов с металлическими бляшками и меча, старым и безобразным.

Диламея приоткрыла дверь в комнату, где ожидал ее жених, и ласково улыбнулась ему, отчего рыцарь покраснел, а шрамы на его лице побелели, что заставило его отвернуться от девочки.

– Отчего вы не смотрите мне в глаза. – Диламея подошла к рыцарю и, взяв его за руки, усадила на скамью. Ее руки были нежными, точно лепестки роз, и стареющий воин вдруг почувствовал себя слабым и беззащитным перед ее яркими голубыми глазами и чарующей улыбкой.

Меж тем девочка с интересом разглядывала своего будущего мужа. Он же искал куртуазные слова, но все они, заученные заранее, разбежались неведомо куда, оставив его безоружным перед этой нахлынувшей вдруг на него молодостью и красотой.

– У вас такие шрамы... – наконец выдохнула Диламея.

– Да, войны не красят, – попытался улыбнуться Исильдор-Дени, снова краснея и отворачивая от прелестницы лицо.

– Можно потрогать? – Диламея опасливо придвинулась к рыцарю и, дотронувшись до изуродованной щеки, провела пальчиком по белеющему шраму. – Так не больно?

– Нет, не больно.– Рыцарь де Ломбриве задрожал под этими прикосновениями, чувствуя, что весь он превращается в клубок обнаженных нервов, каждый из которых мог в любой момент закричать, запеть или засмеяться от переполнявших его чувств.

– И над бровью, – она ласково повернула голову рыцаря, разглядывая бровь.– След меча? – Точно определилась она. – Самым кончиком прошелся.

– Да, – рыцарь сглотнул слюну, откашлялся, чтобы прочистить горло, после чего пустился в длинное и путаное повествование о делах давно минувших дней.

Диламея слушала, разглядывая лицо и руки рыцаря в поисках новых отметин, за которыми мог последовать новый увлекательный рассказ.

В этот момент под окнами послышалась лютня, и ветерок донес песню трубадура.

– А у вас только на лице шрамы или еще где-то есть? – по-детски откровенно поинтересовалась Диламея. От чего рыцарь сначала вскочил, а потом принялся стягивать кожаную безрукавку. На плече красноватым жгутом, похожим на адову веревку, красовался след от боевого топора германца, полученный во время славной заварушки в Каталонии.