Читать книгу - "Птица войны - Эдуард Кондратов"

Радостные вопли огласили деревню. Тем временем к вождю подвели другого ваикато. Одному из нгати показалось, что пленный недостаточно низко держит голову. Тычок — и подбородок обреченного уткнулся в грудь.

Те Нгаро коротко взмахнул палицей. Опять взорвалась криком толпа, и вот уже два трупа отброшены в сторону…

Генри еле стоял на ногах. Голова кружилась. Убив девятерых, Те Нгаро вытер мере о траву.

— Остальные пусть живут, — равнодушно сказал он.

Рабов увели. Но жуткая церемония не закончилась. По знаку вождя на площадь ввели еще одного пленного. У Генри защемило сердце: это был тот самый вождь, что приходил к отцу, а потом помог ему самому вырваться из лап Хеухеу-о-Мати. Неужели и он сейчас упадет с раскроенным черепом?

Произошло худшее.

Когда вождя ваикато подвели к Те Нгаро, тот встал с травы и, указывая на пленного пальцем, обратился к людям с цветистой речью. Он вспомнил в ней все распри между нгати и ваикато и все войны, которые они вели меж собою на протяжении чуть ли не двух столетий. Те Нгаро не стремился быть ни объективным, ни скромным. Из его слов можно было сделать вывод, что нгати — это самый благородный, смелый и честный народ на свете и что мир еще не знал более отвратительных и трусливых тварей, чем ваикато.

— Поэтому нгати парят сейчас высоко-высоко, — утверждал Те Нгаро, — а ваикато, как раздавленные пяткой червяки, подыхают в корчах и мучениях. И ты, вождь их стаи, позорно умрешь здесь под смех женщин и наши песни. Твои кости мы выломаем и забьем в наши амбары, твои руки высушим, чтобы вешать на скрюченные пальцы корзины с кумарой. Твой череп мы воткнем на палку перед женщинами, чтобы они, теребя лен, могли насмехаться над тобой…

— Зачем он его запугивает? — хмуро спросил Генри, наклоняясь к Тауранги. Тот с удивлением взглянул на Друга.

— Те Нгаро не запугивает, — простодушно ответил он. — Все так и будет…

Великий вождь кончил говорить и поднял правую руку. Оба жреца с ножами приблизились к ваикато. Несмотря на самообладание, пленный вождь изменился в лице. Те Нгаро поднял левую руку, и в то же мгновение жрецы бросились на ваикато и глубоко вонзили ему в грудь длинные лезвия. Сильное тело изогнулось и, поддерживаемое дюжими руками воинов, опустилось на колени перед Те Нгаро. Алые фонтанчики ударили в лица жрецов, когда они взрезали грудь казненного врага. Откуда-то появился огонь и маленькая жаровня, на нее было брошено кровоточащее сердце.

Жрецы и Те Нгаро запели торжественный гимн победы. С первыми его звуками все, кто был на площади, молча простерли руки к жаровне. А когда жрецы умолкли, гимн подхватили воины, вернувшиеся с победоносной войны. Под завывания сотен глоток верховный вождь приблизился к огню и взял с жаровни обуглившийся комочек. Потом он повернулся лицом к югу и, с усилием разрывая мускулистые ткани, стал швырять куски сердца перед собой. Там, на юге, жили разгромленные, но все еще сильные ваикато. На них ниспосылал теперь слабость великий вождь и главный жрец Те Нгаро.

Закончив обряд, Те Нгаро снова обратился к народу.

— Слушайте меня, мужчины нгати, слушайте! — воскликнул он. — Пусть никогда не опомнятся от страха подлые ваикато. Сегодня мы вспомним обычаи наших предков. Готовы ли корзины и печи? Пусть мясо врага утроит ваше мужество и силы. Съешьте его!

Вождь показал рукой на убитых, а Генри, задохнувшись, схватил лицо руками и стал выбираться из вопящей толпы. Тауранги в растерянности следовал за ним: сыну вождя не шло в голову, что могло произойти с Хенаре. Только оставив площадь далеко позади, он смог добиться ответа.

— Тауранги… Обещай мне… — Губы Генри дрожали, он с трудом выговаривал слова. — Обещай мне, что сегодня… Что ты никогда… не попробуешь человеческого мяса… Ни кусочка, Тауранги, ни кусочка, слышишь?!

Генри всхлипнул. Лицо Тауранги огорченно вытянулось.

— Почему, Хенаре? Это же…

— Замолчи! — голос Генри сорвался на крик. — Если ты мне друг, обещай!

Тауранги бросил на него внимательный взгляд и опустил глаза. После длинной паузы он решительно вздернул подбородок.

— Я не буду, Хенаре, — тихо проговорил Тауранги. И вздохнул.