Читать книгу - "Первый великоросс - Александр Кутыков"

Оставляя за собой шлейф сырой дымки, из леса вдоль реки вышагивала старательная лошаденка. Она тянула низкие сани. Груз и уплотнившийся снежок заставляли кобылу резко выдыхать морозный воздух и отрывисто потрясать длинным нависом.

Сани заполняло изрядное количество плотно уложенных чурбаков, дровин и щеп. Свободные промежутки между корявыми сучьями вряд ли можно было бы найти. Чувствовалась рука мастера. С вдумчивой аккуратностью деревяшки идеально подгонялись друг под друга, щелочки заботливо затыкались щепками — дабы издали не везти воздух.

Вслед за лошадкой, с каждым шагом отставая, шел молодой круглолицый мужичек лет двадцати пяти. На плече его покоилась длинная слега, которой — из-за ее размеров — не нашлось места в санях. Мужичек шел размашистым шагом и выглядел задумчивым, даже отрешенным. Звали его Щек.

В ту пору на Руси называли человека по какому-то ярко выраженному в нем признаку— будь то черта характера или облика. У мужичка выделялись большие мясистые щеки, которые трудно было не заметить. Когда-то родная матушка и бабушки, находившиеся рядом, с умилением отметили пухлые — яблочками — выпуклые щечки новорожденного дитяти. Без лишних разговоров близкие нарекли мальчика Щеком.

Полученное при рождении имя впоследствии могло преспокойно измениться на новое. Скажем, за неотступную ходьбу за мамкой к мальчику прилипало мягкое и пушистое имя Правило, а с годами он приобретал грозное и суровое прозвище Тур…

Лошаденка мерно проковыляла по пологому, длинному склону к реке и без понуканий направилась к противоположному берегу. На обрывистом краю его возвышалось небольшое поселение, обнесенное вкруговую невысоким тыном. С той стороны, где тын выходил к воде, в лед вмерз огромный валун. Высота его достигала двух человеческих ростов. Всадник с коня едва кончиком меча доставал до его верхушки. От верха до самого низа по нему шла глубокая трещина.

Старики детям и гостям по этому поводу по многу раз рассказывали легенду, как огромный северный великан доволок, похваляясь силушкой, этот камень до сего места. Да, видно, жарко стало ему в наших краях — дело-то ведь летом было. Бросил он поклажу тут и удалился к себе на край земли, где живут такие же, как он.

Но увидел тот камень Перун — повелитель грома и молнии. Что за исполин появился в его владениях, что за неслыханная дерзость выхваляться собою под всесильными небесами?.. Пригрозил бог расколоть камень надвое!

Но взмолились люди земные: не видали отродясь такой громадины!.. Попросили Перуна не трогать камень. За что на требище обязались приносить ему отдельную жертву.

Согласился злобный Перун, принял подношение, но все ж молнию, что приготовил для удара, не развеял. Метнул вполсилы и скрылся в тучах.

Трахнула молния по камню и скользнула яркой змейкой в воду. С той поры стоит валун с трещиной — чтобы люди помнили в веках силу Перунову.

Люди силу идола не только запомнили, но и незамедлительно ею воспользовались. В рассеченный камень сверху вбили колья и соорудили поверх валуна площадку. От нее построили два настила. Один поднимался вверх до самого тына, а другой спускался отлого к реке. Летом жители поселка по мосткам спешили к лодкам ловить рыбу, а зимой с замерзшей реки поднимались к поселку…

Щек шагал еще по середине реки, а кобыла, прекрасно знавшая дорожку, почуяв близкий хлев, уже резво затопала по заснеженному настилу. Одностворчатые ворота отворились, навстречу лошади вышел брат Щека Светя. Он слегка провел ладонью по спине лошадки и глянул на реку. «Кого еще посылать за дровами, как не Щека?» — подумал он, хозяйским взглядом окидывая проскрипевшие к лабазу дровни. Щек поднимался по настилу, подбирая упавшие с саней несколько полешков.

— Да, наворотил — так наворотил! — улыбнулся Светя. — Вырешку не жалко?

— Не выреха у нас, брат, а сущий бык!

Оба довольны. Рады сегодняшнему дню.

— Ну что, не видно там зверья окаянного? — спросил Светя, подразумевая под «зверьем» объявившихся на той стороне печенегов. Дней десять, как прошла весть, что зашевелились на Днепре орды поганых кочевников.

— Нет там никого, к нам они не сунутся. Уж сколько лет до нас перестали доходить.

— Дойдут, не дойдут — неизвестно. Осторожны будем — так и не дойдут.

— Послушай, брат, переедем ближе к киевскому войску и сторожиться не станем? — внушительно предложил Щек.

— Народ твердит, что в последние годы сидят зверюги на порогах днепровских и озоруют. Так что и в Киевщине теперь неспокойно. Будем тут настороже.

— Волков бояться — в лес не ходить. А уж никто и не ходит… — намекнул на свою единоличную смелость Щек. — Погоди: сами волками станем — от тиши от такой, а братья-сестры наши — волчатами!

— Все ж лучше, чем псовым мясом для княжьей угоды…

Братья — на правах старших — верховодили в семье. После смерти отца Светя остался за главного, но Щек, как он думал, вряд ли был моложе Свети и в спорах старался иметь последнее слово. Согласно вековому укладу земли их, все обязанности были четко распределены, и особых свар между мужчинами не происходило. Помимо прочего все же решающее слово оставалось за Светей. Сказав его, Светя поддерживал порядок в умах домашних.

Споры между братьями велись давно. Натянутость сквозила в их отношениях с самого детства — то ли от одолевавшей скуки, то ли от мужской извечной борьбы. Но вражды меж ними не было и быть не могло. Просто Щек сетовал на то, что сидят они на отшибе, в медвежьем углу, вдали от текущей где-то жизни. Он пошучивал, что уж и печенеги перестали шуметь рядом. Действительно, поговаривали, что кочевники все уходят и уходят на юг, а может, в небытие — туда им и путь… Но и речь человеческую, пусть так похожую на лисьи свары во время гона, хотелось послушать.

Светя же отстаивал правильность нахождения их семьи подальше от княжьих многолетних походов и от дорог, по которым проносятся звериные орды и разбойничьи ватаги.

— Сторожиться надо всегда: и в чистом поле, и княжьем тереме за высоким забором! — наставлял Светя.

— Гляди, скоро теней своих опасаться станем, — отвечал Щек, бывший со вчерашнего дня немного не в себе. Тихий, погожий день взбадривал скорбящее сердце.

Вчера помер неродной им старик. Один из тех, которые давным-давно уговорили Ходуню с семейством остаться здесь. Те старики стали со временем маленькому, а потом и повзрослевшему Щеку самыми близкими друзьями. Оттого и поехал он за дровами в лес, где запросто сейчас можно угодить в полон к дикарям. Потерявший страх и вкус к жизни, Щек от безысходности искал хоть какой-нибудь перемены. Пусть даже смерти или плена. Боясь сорваться на ближних, он пускался в длинные и колкие споры со Светей. Но только с глазу на глаз.

Светя подозвал младших братьев Малка, Ярика и Птаря и наказал им подложить сухой соломы под мостки. Ребята от удовольствия, что им дозволено прогуляться за ограду, бросились к лабазу возле корчийницы за соломкой.

— А можно и мне с вами? — проголосила двенадцатилетняя сестренка Стреша, хватая охапку хрустящих житных стеблей.